Вчера-позавчера - Шмуэль-Йосеф Агнон

Шмуэль-Йосеф Агнон

Вчера-позавчера

Вступление

Подобно остальным нашим братьям из Второй алии, несущей нам избавление, оставил Ицхак Кумар страну свою, и родину свою, и город свой, и отправился в Эрец Исраэль отстраивать ее заново, и поселиться, и обосноваться в ней. С того самого момента, как Ицхак, товарищ наш, себя помнил, не проходило дня, чтобы он не грезил о ней. Благословенной обителью представлялась ему вся эта земля, а жители ее — людьми, благословенными Богом. Поселения ее прячутся в тени виноградников и оливковых рощ, на полях изобилие хлеба, деревья увенчаны плодами, долины полны цветами, леса трепещут на ветру, и все дома полны ликованием. Весь день жители ее пашут, и сеют, и жнут, и сажают деревья, и собирают виноград и маслины, и жмут масло, и давят виноград, а с наступлением вечера усаживается каждый под своей лозой и под своей смоковницей, как в раю, и жена, и сыновья, и дочери его сидят вместе с ним и радуются трудам своим и дому своему, а время, прошедшее вдалеке от Эрец Исраэль, вспоминают, как вспоминает человек в счастливые мгновения горькие дни, и наслаждаются вдвойне. Мечтателем был Ицхак, и все мечты его были о стране, куда звало его сердце.

В мечтах об Эрец Исраэль прошли дни его юности. Некоторые из друзей Ицхака уже женились и открыли свои лавки — они уважаемые люди и признаны в обществе. Появляются они в банке — чиновник предлагает им присесть, приходят они в присутствие — господа отвечают на их приветствие. Часть друзей Ицхака изучает в университетах науки, приносящие почет и благосостояние. Но Ицхак нашел себе другое занятие и тратит все свое время на продажу шекелей[1] и продажу марок Керен Каемет[2]. Решил отец отвлечь сына от этих пустых занятий и усадил его в свой магазин. Пусть займется торговлей, станет человеком.

Но как только появился Ицхак в магазине, тотчас превратился магазин в сионистский клуб. Кому нечего делать, приходят сюда. Одни заходят поговорить, другие — послушать, а бывает, приходят так просто, стоят, опираясь на трость, и жуют бороду, а покупатели уходят в другие магазины. Хотя есть в городе Сионистский центр, этот магазин — излюбленное место для любителей пообщаться, так как в центр нужно вносить месячные взносы, а сюда приходят и не платят. Сионистский центр… Каждый, кто приходит туда, считается сионистом. Однако вовсе не каждый желает объявлять себя таковым; тогда как здесь ты волен рассуждать о сионизме, сколько душе угодно, а сионистом тебя не считают. А почему опасаются связать себя с сионистами? Не был в те времена сионизм признан главами поколения, праведниками его; воевали они с сионистами, создающими товарищества для заселения Эрец Исраэль. Это, по их мнению, препятствует приходу чудесного избавления. И потому каждый, кто испытывает страх перед ними и боится их слов, опасается объявить себя сионистом. Но некоторые позволяют себе поговорить о сионизме. Собираются они в магазине Шимона Кумара, и встречают там подобных себе, и зажигают друг друга своим энтузиазмом.

Так прошли для него, для Ицхака, дни его юности, дни, определяющие будущее человека; а он не замечал, что уходит время напрасно, вся его жизнь в изгнании была в его глазах как ничто, а весь смысл его существования — Эрец Исраэль. Остается он один в магазине — сидит и пересчитывает проданные им шекели, делает расчеты: вот если каждый еврей пожертвует один грош в день для Керен Каемет, сколько дунамов можно купить на эти деньги и сколько семей поселить на этих землях? Входит покупатель, Ицхак бросает на него взгляд, как человек, сидящий над кладом, и вдруг — являются и беспокоят его.

Видел Шимон, отец Ицхака, чем занят сын, — и досадовал, и огорчался, и переживал. Часто стоял он у входа в свой магазин и сжимал в отчаянии руки или сидел, откинув назад голову и погрузившись в себя. Тот, кто не видел Шимона Кумара, отца Ицхака Кумара, сидящего перед сыном, не видел отцовского горя никогда. Пока не подрос Ицхак, сын его, помогала ему жена; когда она умерла и оставила после себя дом, полный сирот, ожидал отец, что сын будет ему помощником. А чем занимается сын? Мало того что не помогает ему, но еще довел дело до того, что покупатели уходят в другие магазины. Шимон не ссорится с сыном и не уговаривает его, он уже понял, что ссоры и уговоры ничего не дадут. Проклятие пришло в мир — сын не слушается отца, а отец не властен над сыном. И уже отчаялся Шимон иметь отраду от сына. Прислушался он к голосу сердца и согласился отослать Ицхака туда, куда тот желает. Известно, что нет никакого толку от Эрец Исраэль, однако есть все же и польза. Как только убедится сын, что там все не так, вернется в свой город и займется мирскими делами, как все смертные, а остальные дети будут спасены и не последуют за пустыми фантазиями.

Шимон не щадил достоинства сына, и насмехался, и говорил: почему согласен я на его отъезд? Чтобы тот увидел своими глазами, что вся проблема эта, Эрец Исраэль, выдумана сионистами, и выбросил бы это из своего сердца. Ицхак слушал и не возражал. Еврейские дети, не гении и не сыновья богатых родителей, воспитываются в скромности, слушают позорящих их и молчат. Думал Ицхак про себя: пусть говорит отец, что ему угодно, в конце концов, поймет он, что я прав. Так получил Ицхак согласие отца на отъезд. С тех пор как появился он на свет, ни разу он не мог поступать по собственной воле, пока не пришел этот час и не исполнилось его желание.

Так была велика уверенность Ицхака в своей правоте, что даже городские шутники все поднимающие на смех, не смеялись над ним. Задумался отец: быть может, Всевышний посылает Ицхака, чтобы он стал нашим кормильцем и подготовил нам убежище? Но как только стал он размышлять об отъезде, принялся вздыхать, и тревожиться, и переживать: хоть умри, если знаю я, откуда взять денег на дорогу? Даже если я продам весь свой товар, этого недостаточно. А если бы и хватило, так ведь ни один человек не заходит ко мне в магазин, уже отлучил Ицхак покупателей от моего магазина. Если даже вернутся мои покупатели — они не платят наличными. Вся жизнь Шимона Кумара не что иное, как забота о пропитании. Три поколения кормились на деньги реб Юделе, хасида, его прапрадеда, а в четвертом поколении кончились средства, и не досталось Шимону Кумару, отцу Ицхака, внуку внучки реб Юделе, даже жалких крох. И теперь, когда он нуждается в деньгах, не случилось с ним чуда и не нашел он клад, как его дед реб Юделе. Реб Юделе полностью полагался на Бога, и заплатил ему Господь, благословен Он, по вере его; Шимон, его внук, возлагал надежды на коммерцию, а коммерция — то дает прибыль, то несет разорение. Теперь пришла к Шимону новая забота — достать денег на поездку. В те времена имелись в наличии свободные деньги у городских богачей: но власти издали указ, запрещающий давать деньги в рост, и было опасно давать в долг христианам, которые могли донести властям, а потому богачи ссужали евреям под ограниченный процент. Но где возьмет бедный еврей деньги расплачиваться? Кроме того, наверняка Ицхак не найдет в Эрец Исраэль себе занятия и еще до того, как будут оплачены расходы на его отъезд, вынужден будет Шимон одалживать деньги на его возвращение.

Тем временем подошел срок идти Ицхаку в армию, и не было ни малейшего шанса, что его освободят, ведь он был здоровым парнем; денег для взятки воинским чинам у Шимона не было, а служить в армии — это нарушать субботу и есть запрещенную пищу. Поневоле вернулся Шимон к мысли об отправке сына в Эрец Исраэль.

Пошел он к кредитору и занял денег на дорожные расходы, и на одежду, и на обувь; был Ицхак разут и раздет, платье его истрепалось, а башмаки его прохудились. Купил ему верхнее платье, и заказал обувь, и купил шляпу; одежду — из шерсти, башмаки — крепкой кожи, шляпу — черную, фетровую, ведь тогда еще плохо понимали, каков климат в Эрец Исраэль и как надо одеваться в стране этой. Слышали евреи, что Эрец Исраэль — теплая страна, но думали, что теплая — значит, прекрасная, по словам поэта. И вот отправляется сын в места, где его не знают, однако по платью его поймут, что он из хорошей семьи. Затем заказал отец сшить для него шесть рубашек, и погладили их тщательно-тщательно; те, что были у него… дыр в них больше, чем заплат, ведь со дня смерти матери не касалась их женская рука. Если бы удостоился Шимон, то справлял бы сыну свадебную одежду; теперь, когда не удостоился, снаряжал его в путь. Потом снял он с кровати жены подушку и перину и отдал их Ицхаку. Потом купил ему саквояж и мешок, саквояж — чтобы уложить верхнюю одежду и рубашки, а мешок — засунуть в него подушку и перину.

Попрощался Ицхак с отцом, и с братьями, и с сестрами, и с остальными родственниками и отправился в путь. К стыду его города, должны мы сказать, что расстался он с ним без сожаления. Город, не выставивший делегата на конгресс и не записанный в Золотую книгу[3], — с таким расстаются без сожаления.