Преемники: от царей до президентов - Петр Романов

Романов Петр

Преемники: от царей до президентов

Всякое правление, основанное на произволе, дурно; я не делаю здесь исключение и для правителя хорошего, твердого, справедливого и просвещенного, ибо такой правитель внушит привычку уважать и преданно служить любому правителю. Он — добрый пастырь, который низводит своих подданных на положение скота, заставляя их забыть о чувстве свободы, которое трудно вернуть, раз оно утеряно. Он обеспечивает подданным счастье на десять лет, но за это счастье потомки будут расплачиваться двадцатью веками бедствий.

Возможно, во мне говорит любовь к истории, но болезненно задевает, что из нашего прошлого мы постоянно запоминаем не тех, не то и не так. Не говоря уже о том, что устоявшаяся мифология катастрофически забивает реальные факты и события.

Не буду повторять расхожую фразу: «Кто не знает прошлого, не имеет будущего». Хотя бы потому, что это преувеличение. Будущее, конечно, наступит, даже если мы сожжем на костре всех историков, а всеобщую амнезию провозгласим благом. Другое дело, каким тогда станет это будущее. Куда точнее, на мой взгляд, мысль американского философа Джорджа Сантаяны: «Кто не знает прошлого, тот вынужден его повторить». Так уж устроена жизнь. Если ваши предки не смогли преодолеть какое-то препятствие, то этим обязательно придется заниматься вам. Не получится у вас — проблема останется в наследство вашим потомкам.

Серьезно подозреваю, что существует некий исторический код, чем-то схожий с кодом генетическим, только многократно сложнее, причем к его изучению мы даже не приступили. Но из-за этого кода все наши дежавю, смутное ощущение цикличности исторических процессов и схожести нынешних событий с прошлым. Окунаясь с головой в информационный поток, современный человек редко задумывается над тем, что текущая обстановка дает ему обзор лишь по горизонтали. Между тем незнание истории резко сужает обзор по вертикали. Не зная прошлого, человек не способен ни заглянуть в глубь времен, ни предвидеть будущее. К ясновидению это не имеет, само собой, ни малейшего отношения, а вот к сравнительному анализу имеет, и прямое.

Касается все это, разумеется, и России. Тем, кто отчаялся найти ответы на свои вопросы, слушая очередной выпуск новостей, предлагаю поискать подсказки в нашем прошлом. Популярные во времена Ельцина словечки «царь Борис» или «семибанкирщина» (по ассоциации с «семибоярщиной») возникли в людской памяти не случайно, как не случайными были и сами эти феномены — самодержавное самодурство первого президента демократической России и боярская уверенность «олигархов от демократии», что главу государства должны выбирать именно они, а не народ. Это напомнили о себе те проблемы, которые не удалось решить нашим предкам. Это постучался в стену тот самый «исторический код».

На фоне нашей чисто формальной, во многом бутафорской демократии не могла не ожить и тема преемничества. Оказалось, что простого «кандидата в президенты» нам еще недостаточно, нужен именно преемник, наследник. Ну а дальше, само собой, к теме наследования присоединились и другие традиционные для нас проблемы: король и свита, единовластие и народовластие, да и многое другое.

Современность и история сопрягаются в жизни любой страны. Однако в России, на мой взгляд, они связаны даже слишком тесно, чтобы жить комфортно. Как сиамские близнецы. Одна половина России хочет идти вперед, другая тянет назад. Впрочем, и эта проблема не нова. Еще дьяк Иван Тимофеев, историк, написавший в царствование Михаила Романова «Временник», чутко уловил, что русские после Смуты перестали верить друг другу, отвернулись друг от друга: «овии [одни] к востоку зрят, овии же [другие же] к западу». Новый нюанс, пожалуй, лишь один: теперь нас тянут назад под лозунгом продвижения вперед.

Везло ли русским на преемников? Иногда да; чаще не очень. Бывало, что России от преемника приходилось избавляться «хирургическим путем». А бывало, страна десятилетиями терпела такое, о чем и вспоминать стыдно. Обычно подобное случалось, когда на вершине властной пирамиды начинали доминировать интересы свиты. Тогда вопросы ума, профессионализма и порядочности преемника, не говоря уже об интересах государства и народа, отходили на задний план.

Так и появлялись во главе страны юродивые (Федор Иоаннович), бывшие прачки (Екатерина I), не самые образованные правители (Анна Иоанновна), не самые мудрые (Николай II), не самые здоровые (Черненко), не самые трезвые (Ельцин)…

Иначе говоря, если мы хотим понять, что происходит в России сегодня и будет происходить завтра, рекомендую полистать старые фолианты.

Часть I. На пути к империи

От Ивана III до Петра Великого (Антихриста)

Иван III определяет, чьим преемником является он сам

Точка отсчета в истории преемничества, конечно, условна. Можно вспомнить, например, о своеобразной системе преемственности, установившейся на Русской земле в XI веке после смерти великого князя Ярослава Мудрого. Политическое завещание Ярослава остальным Рюриковичам предусматривало, что власть между князьями передается не от отца к сыну, а по старшинству: от старшего брата к среднему, затем к младшему. Только после смерти младшего брата власть могла перейти в руки сына старшего. Каждому из стоявших на этой иерархической лестнице предназначался свой определенный удел, от более доходных мест к менее доходным.

После смерти кого-то из князей очередь передвигалась. Если на этой иерархической лестнице умирал номер первый, то пожитки укладывали буквально все обитатели его вотчины: семья, дружина, челядь и прочие. Номер второй становился номером первым и, соответственно, переезжал из удела номер два в удел номер один. За ним садился на коня номер третий и так далее.

С точки зрения современного менеджмента порядок был, конечно, не безупречен. К тому же в него то и дело вклинивалась сама жизнь с ее страстями, эгоизмом, предательством и доблестью, когда кто-то считал себя обойденным, а другого недостойным. Если представить непростое и извилистое генеалогическое древо династии Рюриковичей, то можно понять, почему механизм то и дело давал сбои и приводил к кровопролитию.

Народу выдерживать эту «правительственную чехарду» было непросто. Все договоренности, с трудом достигнутые с одним из князей, приходилось заново защищать перед его «сменщиком». К тому же менялся ведь не только лидер, но и весь управленческий аппарат, который, как и обычно, сначала долго входил в курс местных дел, а затем пытался вести их на свой лад, на первых порах не очень считаясь с местными условиями и традициями. К тому, что с местным населением выгоднее сразу же договариваться, так сказать, еще не слезая с лошади, князья пришли далеко не сразу. Однако пришли. Это касалось даже самого старшего князя, садившегося на престол в Киеве. Если новый властитель сам не догадывался сразу же определить «правила игры» с народным собранием, умудренные опытом советники-бояре ему об этом напоминали: «Ты еще с людьми киевскими отношения не укрепил».

И все же разговор о преемничестве в отечественной истории стоит, вероятно, начать с великого князя Ивана III. Во времена его правления Москва уже окрепла, подмяв под себя почти все остальные уделы, и освободилась от татарского давления. Наконец, именно Иван первым в нашей истории стал величать себя «государем всея Руси».

К середине XV века Москве впервые пришлось сформулировать общенациональную идею, без которой двигаться дальше, в будущее, русские просто не могли: это была идея национального государства. Она отражала объективную реальность: князь Московский стал к этому времени великорусским государем, а расширившееся Московское княжество граничило уже не с другими русскими вотчинами, а с иностранными державами.

Изменились и внешние обстоятельства. Незадолго перед тем, в 1453 году, пал Константинополь. Ошеломленная Русь вдруг осознала, что оказалась последним бастионом православия в мире. Брак Ивана с племянницей последнего византийского императора Софьей Палеолог легализовал то, что уже произошло де-факто: утвердил за Москвой роль защитницы «истинного христианства».

Не случайно, что именно во времена правления Ивана III у Москвы появляется и полноценная внешняя политика. Именно при нем завязываются сложные дипломатические отношения с Западной Европой, прежде всего с Польшей, Литвой, Швецией, германским императором, с Тевтонским и Ливонским орденами. На смену княжеским войнам между самими же русскими приходят сражения между народами, продиктованные государственными общенациональными интересами.

Сама собой появляется мысль о том, что вся русская земля, в силу обстоятельств когда-то попавшая в руки Литвы и Польши, должна вернуться в конце концов под крыло московского государя, как законная и от века принадлежавшая русским собственность. Помимо земель, собранных в единое целое Москвой и получивших название Великороссии, оставались еще Малороссия и Белоруссия — наши западные земли. В то же время окрепшее Московское государство, внимательно оглядываясь по сторонам, начало задумываться и о большем. На востоке лежали, теряясь в бесконечности (сколько дней ни скачи), земли, пригодные для заселения; на юге соблазнительно бились о берег волны Черного моря, а на западе, перекрыв выход русским к Балтике и Западной Европе, стеной стояли мощные, но уже не казавшиеся непобедимыми противники: Польша, Литва, Швеция.