Послания Владимира жизни с пути к истине - Владимир Гольцшмидт
- Категория: Поэзия, Драматургия / Поэзия
- Название: Послания Владимира жизни с пути к истине
- Автор: Владимир Гольцшмидт
- Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Владимир Робертович Гольцшмидт
Послания Владимира жизни с пути к истине
Авангард как тело и представление: Случай Гольцшмидта
Трагикомическая и легендарная фигура «футуриста жизни» Владимира Робертовича Гольцшмидта (1891?-1957) стоит особняком в русском футуристическом движении.
Составители репрезентативной антологии «Поэзия русского футуризма» аттестуют эту фигуру «весьма одиозной даже среди футуристов».
«Примазавшийся к футуризму» — выносит решительный вердикт С. Спасский. Прочие футуристы окружают Гольцшмидта заговором молчания. В мемуарах Д. Бурлюка или A. Крученых о нем не найти никаких сведений, вскользь упомянут Гольцшмидт в одном письме Маяковского, и только B. Каменский тепло отзывается о своем друге и сподвижнике.
Критики и недоброжелатели изображают «футуриста жизни» шарлатаном от искусства, заведомым проходимцем и нечистым на руку альфонсом.
В воспоминаниях современников с Гольцшмидтом неизменно связываются анекдотические истории. Из книги в книгу кочуют рассказы о его атлетическом телосложении, золотой пудре, шелковых рубашках с вырезом и манере ломать о голову доски на публичных лекциях.
«Дух экстравагантности», «смесь преувеличенности, фантастичности, страстности и наивности»: все свойства кэмпа, по С. Зонтаг, безусловно были присущи Гольцшмидту. Он был совершенным воплощением футуристического кэмпа, и за одно только это мы должны быть ему благодарны.
Но кэмп, предупреждает Зонтаг, «отнюдь не обязательно значит плохое искусство, а некоторые произведения искусства, которые можно рассматривать как кэмп … достойны самого глубокого восхищения и изучения».
Может показаться, что к Гольцшмидту все это никак не относится. Его принято считать маргинальным авангардным графоманом — «второстепенным, но колоритным персонажем» будетлянского зоопарка, как писал еще В. Марков в «Истории русского футуризма».
Однако и вне зоны кэмповской чувствительности творческая работа «футуриста жизни» достойна непредвзятого рассмотрения.
Его заслуги в пропаганде футуризма в провинции и становлении футуристической эстрады не подлежат сомнению, а художественная деятельность заставляет задуматься об истинном месте Гольцшмидта в истории русского авангарда начала ХХ века.
Основатель московского «Кафе поэтов», он был одним из самых активных футуристических лекторов, во второй половине 1910-х гг. объездил с гастролями Крым и Кавказ, Урал, Поволжье, Сибирь, Дальний Восток и Китай и даже в Японии ухитрился напечатать апологию русского футуризма.
С другой стороны, дошедшие до нас сочинения «футуриста жизни» никак не отличаются выдающимися литературными достоинствами. Немногочисленные тексты Гольцшмидта нелепы, претенциозны и местами откровенно смешны (хотя не более, чем у многих других футуристов). Лучшие из них полны заимствованиями из В. Каменского, товарища Гольцшмидта по ряду лекционных турне.
Вправе ли мы считать, что вопрос о Гольцшмидте тем самым исчерпан?
Ничуть. Критерии исторической оценки деятельности Гольцшмидта как художника в принципе несводимы к качеству текстов. Его искусство внетекстуально.
Литературу, живопись, театр, музыку Гольцшмидт считал второстепенными явлениями по сравнению с высочайшим родом искусства — жизнетворчеством. «Быть поэтом на бумаге, гораздо легче чем в жизни, в отношении к окружающему миру. Яркость красок на полотне гораздо дешевле, чем в личной жизни человека» — утверждал он в своем единственном сборнике «Послания Владимира жизни с пути к истине», изданном на Камчатке в 1919 г.
Бытие художника воспринималось им как тотальный творческий акт, материалом которого служило собственное тело артиста в последовательном воплощении футуристической телесности.
К дичку этой новой телесности Гольцшмидт привил маскулинную, витальную телесность цирка и чемпионата французской борьбы. К футуризму он шел не от литературы или живописи, а от натуризма, йоги, силовых номеров балаганов и атлетизма гимнастических залов.
Его предшественниками были не М. Ларионов, И. Здане-вич или Н. Гончарова с вялыми узорами на лицах, а борцы с рельефными бицепсами на арене и фотографических открытках и художник-атлет И. Мясоедов с греческими кудрями и татуированными веками, написавший «Манифест о наготе».
Конкретными художественными произведениями на «пути к истине» преображения мира для Гольцшмидта становились трансгрессивные действия испытаний тела во взаимоотношениях с ситуацией и аудиторией — демонстрации телесной красоты и возможностей тела, натуристские акции, тело как «памятник самому себе» в блистательном перформансе 1918 г.
Это не обмолвка, ибо в случае Гольцшмидта мы видим все составляющие современного performance art.
Гольцшмидт, единственный из футуристов, дал образцы подлинного перформанса и истинного жизнетворчества. В остальном — не будем путать манифесты, стихи и картины с реальностью и выдавать желаемое за действительное.
Желтые кофты и деревянные ложки в петлицах, сценические жесты (опивки чая А. Крученых, обсценная жестикуляция «Поэмы конца» В. Гнедова) и раскрашенные щеки кубофутуристов и лучистов были лишь обычными богемно-девиантными модернистскими стратегиями с отчетливой интенцией рекламного эпатажа.
В жизнестроении, за исключением отдельных и часто близких к клиническим примеров, футуризм также не пошел дальше громких манифестов и скромной «театрализации», взятой напрокат у Н. Евреинова.
Только у Гольцшмидта видим концептуально осознанный перформанс, замешанный на телесной трансгрессии.
Забытый «футурист жизни» на десятки лет опередил не только соратников, но и акционистов Вены, художников «Флуксуса» и самозваную «бабушку перформанса» М. Абрамович.
И только для Гольцшмидта «высшей формой искусства являлось прямое творчество жизни, проявляющееся буквально во всем, начиная от физической тренировки тела и кончая своеобразной концепцией художественного произведения, реализующего не в традиционных предметных формах, а в непосредственных жизненных действиях, ощущениях и психических переживаниях» (Е. Бобринская, «Футуризм»).
Только Гольцшмидт выдвинул продуманную и открытую для всех программу футуристического творчества жизни и социума через строительство футуристической телесности как тотального творческого акта.
«Jeder Mensch ein Künstler», как говорил много позднее Йозеф Бойс.
Наталья Андерсон
Послания Владимира жизни с пути к истине
«Пускай алонежные лепестки…»*
Пускай алонежные лепестки сердца вашего раскроются для восприятия СВЕТА ИСТИНЫ — дающей всему миру созерцательный покой, силу и веру в вечность существования.
Пускай мятежно-трепетное сердце забьется новыми возможностями творческих откровений.
ПОЙМИТЕ ВСЕ ЧУТКО, ЧТО МИРОВЫМ СТРАДАНИЕМ, НАШ ВЕК ОТКРЫЛ ВЕЛИЧАЙШИЯ СОКРОВИЩА, ХРАНИВШИЕСЯ В ТАЙНИКАХ НАШЕГО СЕРДЦА. ЭТИ СОКРОВИЩА: СВЯТОЙ АЛТАРЬ САМОПОЗНАНИЯ БЕЗДОННЫХ ГЛУБИН НАШЕГО БЫТИЯ. СВЯТОЕ-СВЯТЫХ, ВОЛЬНО-ДУМНОТВОРЧЕСКОЙ МЫСЛИ ОСВОБОЖДЕННОЙ ОТ ПОШЛО-МЕЩАНСКИХ УСЛОВНОСТЕЙ, ЗАКОНОВ БОГАДЕЛЬНИ С БЛЕДНОНЕМОЧНОЙ КРИТИКОЙ И КЛАССИЧЕСКОЙ ДРЕССИРОВКОЙ.
КАК СЛЕДСТВИЕ МИРОВОГО СТРАДАНИЯ ОТКРЫЛСЯ ВУЛКАН БЬЮЩАГОСЯ СЕРДЦА И НАЧАЛ ВЗРЫВАТЬ ПЛЕСНЬ ОБЫВАТЕЛЬЩИНЫ. И В БУРНОМ СТИХИЙНОМ ГОРЕНИИ СОЗИДАТЬ НОВУЮ САМОЦЕННУЮ ЖИЗНЬ.
Моя мираоснова*
Мое Миропонимание.
Довольно славить хилых гимныИ песни улицы больнойС солнцелучом должны идти мыПод мудротканной пеленой.
С восходом солнца утровстальноСпешите в росные лугаУмыться радостью кристальноИ примирить с собой врага.
Тоски людей совсем не знаюИ знать тоски я не хочуЯ утро радостно встречаюЖиву по новому лучу.
Что ваша критика скуленьеВедь я не общества магнатКругом весь мир мое именьеЯ мудровольностью богат.
Гранитен я чеканен жизньюКрещен и солнцем я лучонИ посвящен в миры иныеИ каждый мир в меня влюблен.
И вот друзья кому так ценноПознать иным себя сейчасЯ заявляю всем вселенноВаш мир зависит лишь от вас.
Ни философия ни книгиПокоя в жизни не дадутПора-же сбросить всем веригиМещанских жалких пут.
Лишь ветер вольный волны моряСтихию сердца создадутИ обыденьщину общественнаго горяНа лаву солнца перельют.
И мой призыв — призыв спокойныйЯ не бунтарь, я не зовуЛишь песни радости раздольнойЯ предлагаю как канву.
И пусть в руках в руках эстэтаЗальются яркие шелкаИ будет жизнь бриллиантами воспетаИ радость врежется в века.
И будет новая новитьсяИз новых новей новизнаКругом все яркое веснитьсяИ развесенится весна.
«Шумы города…»*