8 марта, зараза! (СИ) - Белая Яся
- Категория: Любовные романы / Современные любовные романы
- Название: 8 марта, зараза! (СИ)
- Автор: Белая Яся
- Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яся Белая
8 марта, зараза!
1
Работать на восьмое марта — это жесть. Но сидеть в пустой квартире и реветь от того, что о тебе никто не вспомнит, не поздравит и не подарит даже три хилых тюльпанчика — ещё хуже. Несмотря на то, что квартира у меня большая, роскошная и в самом престижном районе. Поэтому, когда директор спросила, кто желает выйти подежурить на праздник — вызывалась в первых рядах. Дома бы сошла с ума.
Лидия Дмитриевна, наш билетный кассир, смотрит на меня с сочувствием, пока я уныло вешаю куртку на плечики и кидаю рюкзак на полочку под вешалкой.
— Твой так и не объявился? — спрашивает она. Вроде бы по-дружески, сочувствуя. Но я всё равно судорожно сглатываю — такие вопросы лишний раз проворачивают нож в сердце.
— Нет, — произношу печально, присаживаюсь к батарее и включаю кулер. Сейчас выпью горячего шоколада — может, отпустит. И даже наша маленькая каморка за шкафами начнёт казаться уютной. Во всяком случае, очень надеюсь.
— Гад он после этого, — продолжает коллега.
Даже не спорю. Ещё какой.
Ольга Семёновна, уборщица, достает из сумки бутылку коньяка.
— Так! — командует она зычным голосом. — Сопли подтереть! Сегодня — женский день! Гуляем, бабоньки!
Порой, глядя на неё, мне кажется, что проблем в мире не существует вообще. Потому что у Ольги Семёновны их, пожалуй, больше чем у других — съемная квартира в её-то возрасте, пьющий муж-бездельник, зять, который регулярно гоняет её дочь, и та прячется у родителей в двушке с тремя маленькими детьми… В общем, с ума можно сойти, но она умудряется улыбаться, шутить и всегда быть в слегка приподнятом настроении. Её любимая фраза: «Жизнь одна, не фиг тратить её на сопли!» За это я её уважаю. Как и Лидию Дмитриевну, которая пять месяцев назад вышла замуж за мужчину, любившего её сорок лет, доказав всем нам, что в шестьдесят два жизнь только начинается.
Женщины спешно собирают на стол — огручики, капуста, колбаса, сыр. «Быстрый завтрак», как у нас на работе это называют.
Наш маленький коллектив — сегодняшние дежурные в городском музее: кассир, уборщица и я, экскурсовод. Мне экскурсии вести, с людьми общаться. Поэтому киваю на бутылку в руках Ольги Семёновны и поднимаю вверх ладони:
— Я — пас. А то люди придут — как экскурсию вести?
Лидия Дмитриевна хихикает:
— Серьёзно думаешь, что кто-то придет в музей восьмого марта?
— А вдруг… — но договорить мне не даёт Ольга Семёновна:
— Не дрейфь, Аллуся. Если и придут, то сами «хорошенькими» будут.
Они правы. Мне хочется махнуть на всё рукой и нажраться в хлам. Может, тогда бы стало менее больно?
— Уговорили, — сдаюсь я, — наливайте!
— Вот это правильное решение! — поддерживает Ольга Семёновна. — А то хоронишь себя в двадцать два. Подумаешь, муж бросил. Эка невидаль! Не ты первая, не ты последняя брошенка…
Залпом опрокидываю рюмку коньяку, задыхаюсь, моргаю… Я вообще-то не пью крепкие напитки. А у Ольги Семёновны коньячок — явно домашнего производства. Забористый. Ух!
— Нормально пошло, — комментирует Лидия Дмитриевна и заботливо протягивает мне огурчик. — Расскажи, что твой психнул-то? Два года, значит, терпел-терпел, а потом всё — сдёрнул!
Лидия Дмитриевна у нас красотка. Звезда, как она о себе говорит. Всегда одета с иголочки, с маникюром, регулярно посещает косметолога и лучшего в городе парикмахера. Муж у неё в Израиле — дорабатывает до пенсии, чтобы уже осесть в России и доживать здесь своё «долго и счастливо». Их путь друг к другу длинной в сорок лет — предмет моей острой зависти. Надо же, мужчина был влюблён в неё ещё в двадцать и никогда не забывал. Нашел её через интернет и общих знакомых по девичьей фамилии, несмотря на то, что она её к тому времени изрядно нивелировала тремя браками. Но нашёл, явился и — сразу потащил в ЗАГС! Чтобы уже не терять никогда! Чудеса случаются. Неужели и мне ждать моей настоящей любви сорок лет?
Нервно хихикаю: ну, да, других любят. И там не помеха ни время, ни расстояние, ни возраст. А навязанных жён, вроде меня, — терпят. До поры.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Нечего рассказывать, — говорю честно и чувствую горечь от этих слов. — Подарок мне такой сделал на день Святого Валентина. Избавил от себя.
Давлю глупые слёзы. Я ведь два года надеялась, что у нас всё-таки получится семья. Старалась. Была идеальной женой. Но так и не стала ему нужной. Хотя временами и проглядывало что-то, кормившее мои пустые надежды.
— Всё равно не ной, — подбадривает Лидия Дмитриевна. — Не твой человек значит. Своего ещё встретишь. Какие твои годы?!
Наш музейный кот Кузя, будто учуяв моё состояние, трётся у ног, заглядывает в глаза, мурчит. Тереблю пушистую шёрстку, улыбаюсь. Слегка отпускает.
Ольга Семёновна разливает по второй:
— Своего встретишь не когда-то, а прям сегодня. Поверь моей чуйке! — она ерошит свои короткие русые с проседью волосы и довольно щурит серые глаза. — Вангую тебе горячую ночьку! За это и выпьем!
От третей отказываюсь, ухожу наверх, сажусь за компьютер. Работы много — акты внутримузейной передачи, топопись, этикетаж… Вроде бы отвлекает. Но как оказывается — ненадолго.
И Лидия Дмитриевна выходит неправой — у меня за сегодня случается аж пять экскурсий. Успеваю так же провести лекцию о красоте советских женщин, закинуть посты в музейные соцсети.
Случайные посетители-мужчины даже приносят нам скромные букетики из красных тюльпанов и веточки мимозы. И настроение даже как-то улучшается.
Выходя из музея, планирую завернуть в супермаркет и купить себе бутылочку вина и тортик. Завтра выходной. Значит, можно будет вдоволь начитаться романов в сети, а потом — отоспаться.
Погода мерзкая — мокрый снег, спешно превращающийся в слякоть под ногами. Да уж — не любит что-то весна в этом году женщин.
Вспоминаю древнюю легенду о том, что раньше весна наступала, когда Аид отпускал на поверхность Персефону. Сейчас, видимо, не хочет расставаться с любимой. Вот Деметра и лютует, злится, что дочь не вернули вовремя.
За такими размышлениями я не сразу замечаю чёрный джип, который в буквальном смысле крадётся за мной.
Но дёргаться начинаю, когда на ближайшем квартале машина перегораживает мне дорогу.
Каменею, стою, как вкопанная, и хлопаю глазами — не иначе папино тёмное прошлое, от которого я и «спряталась» замуж, догнало!
Словно подтверждая худшие опасения, из салона выбирается верзила в куртке с глухим капюшоном и буром прёт на меня.
Взвизгиваю, наконец, соображаю, что надо бежать. Срываюсь с места. Ныряю в «колодец» между пятиэтажками, и тем самым загоняю себя в угол.
Преследователь догоняет, хватает и прижимает к моему лицу тряпку, пропахшую чем-то тошнотворным. Меня ведёт, ноги подкашиваются. Я улетаю во тьму.
Вот тебе, Аллочка, и восьмое марта!
2
Двумя годами ранее
Гектор Асхадов — один из некоронованных королей нашего маленького городка. Глава самого крупного строительного холдинга. Лучшие участки в городе неизменно доставались Асхадовым. Сначала отцу, Ибрагиму Асхадову, теперь вот, после его смерти, сыну. Гордо носившему звание самого молодого и успешного бизнесмена края. Сколько ему? Кажется, всего тридцать или около того. Ранние морщины слегка старят и прибавляют солидности, но ничуть не портят. Хотя, наверное, трудно испортить статую античного бога. Такие черты только в бронзе отливать, а лучше — высекать из мрамора. И имя под стать — из древних греческих легенд.
Вот только глаза — слишком холодные, льдистые, серо-зелёные. От их пристального взгляда в упор хочется закутаться во что-то тёплое. У богов из тёплых стран не бывает таких глаз. Они бывают у судей, которые привыкли выносить суровые приговоры. И даже ресницы, слишком густые и слишком длинные для мужчины, загнутые на концах, ничуть их не смягчают.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Но он — наша последняя надежда. Так сказал отец, когда мы входили в этот кабинет. Вот и сидим теперь, как два провинившихся школьника на «ковре» у директора. Отец елозит на стуле, без конца трогает волосы и нос, а я… Я неприлично пялюсь на малознакомого мужчину.