Последняя битва дедушки Бублика - Владимир Егоров

Егоров Владимир & Гаврилов Дмитрий

Последняя битва дедушки Бублика

Владимир ЕГОРОВ, Дмитрий ГАВРИЛОВ

ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА ДЕДУШКИ БУБЛИКА

Мальчишки дразнили его: "Дедушка Бублик!" Пожалуй, он действительно был самым старым в нашем Индрино, и жил здесь еще с тех времен, когда на месте поселка стояла деревня. Баба Дуня, тоже старая, как окрестные болота, утверждала, что она была еще совсем маленькой девочкой, а дедушка Бублик уже тогда работал кузнецом. Дескать, и в то допотопное время он выглядел точно так же, как и сейчас. Но поскольку старушка при этом сказывала, что видала в Лукошковом озере огромного змея с лягушачьей головой и скачущих по радуге перед ее окошком лихих наездниц на златогривых конях - слова бабы Дуни никто всерьез не принимал. Тем более, что внешне дедушка Бублик совсем не выглядел развалиной. Хотя в его бороде и серебрилась проседь, ничто не могло скрыть ее первоначальный огненно-рыжий цвет - такой же, как у его шевелюры, тоже словно запорошенной снегом, но по-прежнему густой. И ходил он по поселку довольно бодро, редко когда появляясь с суковатой дубовой клюкой в руке. И покосившуюся кузницу, служившую ему домом, ухитрялся один поддерживать в жилом состоянии, да еще и работал в ней, превосходно управляясь без помощника. Но все-таки веяло от него даже не стариной, а какой-то ветхозаветной древностью, как от ледниковых валунов, нет-нет да и попадающихся среди бескрайних карельских болот. А вот родни у дедушки Бублика вовсе не наблюдалось. Да и нелюдим он был, молчун и отшельник. Спросишь чего ответит, особенно если вопрос по делу. А чтобы первым заговорить, этого за ним не водилось. Случалось, неделями из своей берлоги не вылезал, только дым над крышей и редкие глухие удары большого молота вселяли уверенность в том, что он не помер, а колдует над каким-то особенно трудным изделием. Дети разработчиков, подчистую срывших за два десятка лет половину Смоляной горы, обзывали деда колдуном, лешим и еще более обидными словами. Отцы, правда, их за это по головке не гладили, ибо случись какая поломка в технике, шли первым делом не в контору, где нужную деталь полгода будут выписывать, а все к тому же Бублику, который самую сложную железяку мог отковать за день-другой, редко больший срок испрашивал. И замечено было, что уж его-то работа ни поломки, ни сносу не ведала, хотя ковал он из того, что в каждом горнорудном поселке завсегда на дороге валяется, - из рельсов, обрезков труб и прочего металлолома. Только я его никакими обидными словами не дразнил. Хватало, на мой взгляд, и того, что по имени никто в поселке его не называл - даже взрослые. Все Бублик да Бублик. Хотя откликался дед без обиды, привык, должно быть. Да и на что обижаться, ведь настоящего-то его имени многие и не ведали. Что же касается прозвища... В особом пристрастии к бубликам кузнец никогда и никем замечен не был. Впрочем, однажды та же бабка Дуня поведала мне под большим секретом истинное имя коваля, которое подглядела в листе у старосты еще в шестнадцатом году, когда производили перепись населения,- Илья Четвергов. Правда, после ее россказней о змее... сами понимаете. Хотя именно в четверг, как ни странно, случилась эта удивительная история... Но расскажу обо всем попорядку. Как-то раз, уже в выпускном классе, подвыпивший Мишка Малинин, первый драчун, двоечник и вообще король школы, на последнем уроке заявил классу, пародируя завуча: - Отныне будем дедку-Бублика звать старик-Баранка. Кто "за"? Ребята, смеясь, подняли руки. Шутка понравилась, к тому же Мишка мог с куража все повернуть всерьез, ища повод для драки. Только я молча продолжал собирать учебники. - А ты что, против коллектива?! - театрально изумился Мишка, подходя к моей парте и сметая книжки на пол. - У него, между прочим, все-таки фамилия есть! - И какая же? - осведомился Малинин, усаживаясь, как пахан, против меня. - Четвергов, например! - А ты, надо полагать, в Пятницы к Бублику записался? - при этих Мишкиных словах класс взорвался хохотом. - Ой, держите меня! Ой, не могу! Щас помру! - выл низенький чубатый Витек, состоявший при Шерхане Мишке в ранге шакала Табаки. - А я предлагаю отныне звать тебя не Косолапым, а Кривоногим, понял? - в наступившей тишине проговорил я, дивясь собственной отваге. Мишка терпеть не мог, когда его называли Косолапым, поскольку для этого имелись основания посерьезней имени, а уж Кривоногого не спустил бы даже стройбатовцам, таким же, как и он, "качкам". К ним, бывало, приводил за водку девок, там же проигрывал свои, а затем и чужие деньги "в очко"... Короче, отделал он меня тогда прямо в школе до потери сознания... Очнулся я от холодного прикосновения ко лбу. Тело казалось чужим, тяжелым и непослушным. Вокруг было темно, и я попытался протереть руками глаза. - Лежи-лежи, горе-берсерк! - остановил меня знакомый бас. - Мне надо... домой... - с трудом произнес я, пытаясь сообразить, каким макаром занесло меня в кузницу. - С такой рожей тебя мать родная не признает, - авторитетно заявил дедушка Бублик и оставил меня одного, хлопнув входной дверью. Я провалялся у него всю ночь. Чудесным образом к следующему утру ужасные отеки спали. К счастью, Мишка мне ничего не сломал. - Ну, держись, Кривоногий! Убью! Изувечу! - зло бормотал я, рассматривая в зеркало свое лицо, покрытое желто-зелеными пятнами. - Ну, это не сегодня, - насмешливо ответил мне незаметно подошедший дед. - Обожди. Поработай у меня молотобойцем, глядишь, к весне окрепнешь и выправишь ему ноги по всем правилам. Вот так и началась наша странная дружба, не оставшаяся незамеченной одноклассниками. - Бублики - по четвергам, а баранки - по пятницам! - язвительно заметил Мишка, когда я вернулся в школу через несколько дней. С того дня предложенное им для деда дурацкое прозвище Баранка основательно приклеилось ко мне. Впрочем, новое и необычное дело приносило столько свежих впечатлений, что я легко смирился с обидной кличкой. Каким же тяжелым и сложным оказалось вблизи кузнечное ремесло! Очень скоро мои руки вплотную познакомились со всеми многочисленными молотками, молотами и молоточками из арсенала дедушки Бублика. И только к огромной кувалде на короткой ручке, что висела в углу кузницы под потолком, дед категорически запретил мне приближаться. - Это и не инструмент вовсе, - сказал он, сурово посверкивая глазами из-под кустистых бровей. - И трогать его ни к чему. Держись от этого молота подальше, иначе беды не оберешься. Но меня особенно и не тянуло к заповедной кувалде. Вполне хватало возни с остальным инвентарем. Отсидев на уроках, я сразу же бежал в кузню, где дед немедленно загружал меня работой по уши. Мои ладони покрылись жесткими мозолями, спина распрямилась, мышцы окрепли. И действительно, к весне я, пожалуй, смог бы привести Мишкины ноги в порядок. Вот только весна все никак не наступала. Солнце совсем не выглядывало из-за низких свинцовыхтуч, которые заполонили все небо - казалось, навсегда. Ветер дул только северный; птицы не вернулись с юга или замерзли где-то по дороге. Почки на деревьях не распускались. По телевизору все чаще звучали страшные слова: "глобальный термоэкологический кризис", "новый ледниковый период" и просто "конец света". Народ обвинял в бедствии ученых, ученые - политиков, политики, как водится, - других политиков, но чужих. Мы утверждали, что во всем виновата американская технократия, а американцы пеняли на наше разгильдяйство. Мировое сообщество тоже разделилось, как в годы холодной войны, только на этот раз на стороне России было, похоже, большинство. Дядю Сэма сильно недолюбливали за диктаторские замашки и чрезвычайно широкую сферу жизненных интересов - величиной с весь земной шар. Дед Бублик, как-то раз выслушав от меня очередной пересказ последних новостей, покачал головой и произнес: - Нет, это еще не конец. Это Фимбул. А вечером к нему прискакал на огромном коне загадочный гость. Наверное, финн - такой высокий старик в широкополой шляпе не по сезону, и к тому же, кажется, одноглазый. Он почти два часа о чем-то беседовал с нашим кузнецом на незнакомом языке. Я понял только то, что гость очень хотел чего-то добиться от деда, а тот не соглашался. Когда старик в шляпе уехал, дед Бублик долго смотрел ему вслед через мутное стекло единственного окошка, сдвинув и без того сросшиеся брови. Казалось, он дожидается, когда, наконец, ветер окончательно заглушит своим свистом гулкий и частый перестук копыт, такой, как будто не один конь скачет, а сразу два. С тех пор дед стал совсем мрачным и все чаще посматривал на кувалду, висящую под потолком, - ту самую, что к инструменту, по его словам, не относилась. И было в этом взгляде нечто такое, отчего мурашки бегали по спине. Через неделю заявился еще один финский гость, на этот раз с огромным рогом на перевязи через плечо. Он тоже чего-то требовал от деда на том же языке; дед снова отказывался, на этот раз короче и грубее. Когда незнакомец выходил за порог, дед зло сказал ему в спину по-русски: - Хватит, повоевали! Дуй в свою дудочку, коли охота... Наконец, я застал у Бублика однорукого нездешнего мужчину. В тот день кузнец отправил меня домой раньше обычного, но я почему-то вернулся с полдороги и, подобравшись к окошку кузни, заглянул внутрь... Красивым и жестким лицом безбородый однорукий чем-то напоминал самого Бублика. Кузнец и его гость большими кружками глушили медовуху, которая, как выяснилось, в изобилии имелась в обширном погребке под домом. Я простоял так около получаса и удивился, что, приняв изрядное количество браги, друзья ничуть не захмелели. И были они в эти минуты очень похожи на ветеранов, вспоминающих прежние дни. Странно: что-то не слышал я от Бублика столь любимых стариками рассказов про войну. Ни про первую мировую, ни про Отечественную... А утром в четверг сообщили об этой чертовой базе. Той самой, что располагалась всего в десятке верст от поселка. Захватившие ее террористы грозились ударить по Штатам, если американцы не остановят холода. Боевики знали коды, позволяющие запустить одну из многозарядных ракет; а для демонстрации серьезности своих намерений расстреляли перед телекамерами весь личный состав некогда секретного объекта. Янки, в свою очередь, пригрозили, что если мы за двое суток не разберемся с террористами, они, то есть американцы, нанесут по базе превентивный удар, а наш ответный по их территории в любом случае квалифицируют как объявление атомной войны. Правительство начало спешно подтягивать войска, а генерал из левой оппозиции в пылу полемики пообещал янки захватить все остальные базы и капитально остановить холода, по крайней мере, в пределах США, То, что спецоперация правительственных войск провалилась, весь поселок увидел своими глазами. Над горизонтом зажглось зарево, потом от него отделилась ослепительно яркая точка, которая стремительно пошла вверх. Террористы выполняли обещание. Дед Бублик вышел из кузницы почти тотчас за мной. Я, как и все, смотрел на поднимающуюся ракету, поэтому не сразу заметил, что кузнец вынес свой заповедный молот, держа его так, как будто тот ничего не весил. Легко раскачал на отведенной в сторону руке... И метнул. Молот рванулся вслед удаляющейся ракете и мгновенно исчез из виду с воем, переходящим в грохот, какой остается за самолетом, преодолевшим звуковой барьер... Через несколько секунд слегка почерневшая кувалда вернулась обратно, влетев в точно подставленную ладонь Хозяина, а далеко за облаками снова грохнуло. Тогда Бублик, не оборачиваясь к застывшим односельчанам, буркнул: - Войны не будет. Хватит, повоевали... И направился к себе в кузницу доделывать очередной заказ. Я двинулся следом. А на следущий день по всему поселку зазвенела капель.