Великое сказание продолжается - Сергей Кошелев

Кошелев Сергей

'Великое сказание' продолжается

Сергей Кошелев

"Великое сказание" продолжается

Эстетическая теория Дж. Р. Р. Толкина и его роман "Властелин Колец"

Книги Джона Роналда Роэла Толкина (1892-1973) сравнительно недавно нашли дорогу к нашим читателям: в 1976 году появился русский перевод сказки для детей "Хоббит", в 1980 году журнал "Химия и жизнь" опубликовал притчу "Лист работы Мелкина", а в 1982 году "Детская литература" начала издание монументального романа "Властелин Колец", правда, до сих пор в свет вышел лишь один первый том1.

Имя Толкина - одно из самых заметных в английской литературе середины XX века. "Феномен Толкина", "феномен "Властелина Колец" - такими выражениями пестрели критические отзывы после выхода в свет романа, все тома которого составили в общей сложности около полутора тысяч страниц. Книга, чей сказочный сюжет, казалось, указывал прямой путь к молодым читателям, побила все рекорды популярности среди взрослых, тираж её достиг астрономических цифр. Ее читали, по словам одного критика, "дети и академики, хиппи и домохозяйки", выходили её "пиратские" издания, перевели книгу почти на двадцать языков. В США шел настоящий "толкиновский бум".

Шумихи было предостаточно. Но когда она улеглась, стало ясно, что "Властелин Колец" - не однодневка. Ныне это одна из известнейших книг середины века с прочно закрепившейся репутацией классики. Конечно, нельзя оценивать любое художественное произведение лишь на основе многомиллионных тиражей. И в случае с романом Толкина прислушаться к определению "феноменальный" заставляют прежде всего свойства самой книги: постановка в ней актуальных философских и моральных проблем, продиктованных современным кризисом капиталистического общества, и необыкновенная свежесть, яркость восприятия и изображения. "Вымыть окна" призывал писатель современников, увидеть мир без тусклой дымки банальности, "взглянуть на зелень, заново поразиться... синему, желтому, красному, ...встретиться с кентавром и драконом, а потом... неожиданно узреть, подобно древним пастухам, овец, псов, лошадей - и волков"2. За этими словами - целая программа исцеления больной современности, развернутая в эссе "О волшебных сказках", эстетическом манифесте Толкина.

Болезнь, считает он. заключена в "присвоении" - привычной для современного сознания стандартизации вещного мира на основе утилитарного "знания". "Присвоенные" вещи банальны и неинтересны: "Мы говорим, что знаем их. Они когда-то привлекли нас своим блеском, цветом, формой, и мы их заграбастали, заперли под замок и перестали на них смотреть". Расплата за такое присвоение - восприятие мира как скучного и бессмысленного. Лишь отбросив "знание" собственника и отдавшись воображению, человек может увидеть не просто овец - животных, полезных мясом и шерстью, и не просто волков - вредных конкурентов в потреблении овец, но разглядеть во всем этом некую моральную значимость. А ведь выход к моральным ценностям уже означает прорыв бессмысленности.

Волшебные сказки всех народов показывают, что человечество с самых древних времен творило такой аксиологически окрашенный образ мира. Следуя "путями древних пастухов", человек XX века тоже может в воображении встретиться с самим собой - кентавром, физическое естество которого срослось с духовным в двуединое целое, или увидеть трубу военного завода огнедышащим драконом. Для здравомыслящих утилитаристов это будет болезненной фантазией, галлюцинацией, стоящей на грани умственного расстройства. Для Толкина же такая фантазия - естественная деятельность человека, а волшебная сказка, воплощающая её образы, высшая, наиболее действенная и оздоровляющая форма искусства.

Во "Властелине Колец" колорит волшебной сказки очень интенсивен. Средиземье, где протекает действие книги, - "странный мир", утонувший, как тридесятое царство, в безднах своего неизмеримо давнего Третьего Века. Перед читателем разворачиваются волшебные странствия и эпические битвы света и тьмы. Появляются хоббиты - "полумерки" (в русском переводе "невысоклики"), детски непосредственные и мужественно стойкие существа. Зловеще пронизывает пространство огненное око Властелина Колец, а его рука, как мрачная тень, проносится над землей, ища схватить, связать, овладеть. Противоборствуют кошмарный Мордор, где никогда не выглядывает солнце и не растет трава, и светлый Кветлориен, страна эльфов, где чувствуешь себя, "будто живешь в песне".

Но, погружаясь в сказочную историю борьбы за Кольцо Всевластья, читатель постоянно ощущает, что в книге подняты вопросы и для него близкие и жгучие, может быть, впервые осознает, как они важны для современности и для него лично. Милитаризм, авторитарность, сциентизм, экологический кризис, изменения структуры личности в развитом капиталистическом обществе - совсем не сказочные проблемы, и именно они (вместе со многими другими) образуют сложный идейный комплекс "Властелина Колец".

Причудливый мир романа во многом определяется действительностью эпохи общего кризиса капитализма и начавшимся несколько ранее кризисом буржуазной философии. Позитивизм с его апологией науки, верой в автоматический прогресс нравственности; сопутствующий материальному и техническому прогрессу, с представлением о человеке как законном властителе природы, оказался несостоятельным. Новая картина мира, создаваемая наукой в результате "революции в естествознании", заставила заново искать место человека во Вселенной, так как его "центральная позиция" была уничтожена. "Чувство коренной бессмыслицы всего на свете, разъедающие мозг сомнения в добрых задатках рода человеческого... и в "благоустройстве" мироздания... эти смыслоутраты пропитывают воздух буржуазной культуры"3, - пишет С. И. Великовский в книге, посвященной философам и писателям французского экзистенциализма.

В середине века и в Англии были ощутимы подобные же идейные веяния, хотя и не в такой заостренной форме. Современники Толкина, обращавшиеся в своих книгах к философским проблемам (У. Голдинг, Г. Грин, А. Мердок, К. Уилсон, Э. Уилсон и другие), чаще всего универсализируют кризис капитализма, пренебрегая социальными факторами. Внутри человека-в его природе, разуме, сознании или подсознании - ищут - они и всеобщую причину кризиса, и возможность его преодоления. Связь человека и общества ставится с ног на голову: не капиталистическое общество сделало человека жадным, жестоким и эгоистичным, а жестокая, эгоистичная и жадная природа человека привела к созданию капиталистического общества.

Человек "героичен и болен", считает У. Голдинг, давая общую формулу того великого и ужасного, чем отмечен XX век. Опыт недавно закончившейся второй мировой войны, атомное зарево над японскими городами придают трагический накал многим английским книгам 50-х годов. В "Наследниках" Голдинга, например, мрачная весна цивилизации концентрирует в одном потрясающем образе противоречия, разрывающие современность: вся история человечества построена на костях любящего, доброго и веселого ребенка. Достоевский поставил когда-то трагический вопрос: может ли быть желанным светлое будущее, если ради него нужно замучить ребенка? Тысячи детских башмачков, хозяйственно сохраненных на складах фашистских концлагерей, подсказали английскому романисту горький ответ: не светлое и совсем не прекрасное здание современной буржуазной цивилизации зиждется именно на таком фундаменте; человек, каков он есть, не может улучшить общество или прекратить войны - сначала он должен изменить себя.

Толкин разделяет с другими писателями философской ориентации убеждение, что причины кризиса лежат внутри человека. Но его позиция никогда не приобретает столь мрачной окраски. В человеке он видит не только и не столько тьму, сколько светлое, творческое, героическое начало, притом не как потенциальную возможность, а как реальность, зафиксированную историей.

Тяжелые смыслоутраты своего времени Толкин ощущает очень остро, иногда даже раньше, чем созревают предпосылки для их широкого понимания и распространения. Так, ещё в 1936 году в эссе "Беовульф. Чудовища и критики", наиболее мрачном по мировоззренческим идеям, обрисован не только трагизм "человеческого удела", близкий по трактовке к экзистенциализму, но и брезжат очертания "абсурдного мира". Смерть-"неизбежное поражение" человека. Приходит дракон - "и все великолепие (мы бы сказали "культура" или "цивилизация") кончается ночным мраком".

Но зато прекрасно "обреченное сопротивление" Беовульфа. В этом человеке нет изъяна, чудовища лишь воплощают трагичность его удела, но не гнездятся в его груди.

Нужно, конечно, учесть, что эссе написано до войны и не отражает той остроты, которую она внесла в проблему. Но существенно и то, что в старом споре о человеке Толкин черпает аргументы из тысячелетий истории, опирается на наследие многих поколений. С этой высоты он оценивает как "падшего" не человека вообще, не человеческую природу, а современного буржуазного человека, создателя и жертву утилитаристской цивилизации.