Сказание об Омаре Хайяме - Георгий Гулиа
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Сказание об Омаре Хайяме
- Автор: Георгий Гулиа
- Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гулиа Георгий
Сказание об Омаре Хайяме
ЧИТАЮЩЕМУ ЭТУ КНИГУ
Время меняет все: оно сильнее песчаной бури в пустыне, с ним даже не сравнится мощь океанского прибоя. Его особенность заключается в том, что действует оно исподволь. Когда спит весь мир, когда утихают бури и прибои - не спит только Время: его сила в постоянном бодрствовании и великой работоспособности. Оно даже сильнее огня, который так обожал Зороастр, или Заратуштра (Зороастр, или Заратуштра- мифический пророк. Предание приписывает ему создание религии древних народов Ирана, Средней Азии и Азербайджана зороастризма.)
Может быть, в Ахримане - начале всяческого зла и тьмы - и заключена часть грозной силы Времени. Об этом еще надо подумать, освежив в памяти все, что говорили зороастрийцы-огнепоклонники в письменах своих.
Время способно низвергнуть большой город и возродить к жизни незаметное поселение. Так, например, случилось с некогда великолепным Нишапуром и некогда жалким Ноканом. Последний сделался столицей нынешнего Хорасана - Мешхедом, а первый - простеньким городком, главная достопримечательность которого - могила Омара Хайяма. Не будь здесь этой могилы, что бы сталось с Нишапуром?! Едва ли спасли бы его даже копи, в которых добывается знаменитая бирюза.
Кого после этого может удивить утверждение, что господин Рахмат Даштани неузнаваемо изменился? Он уехал в Париж цветущим человеком - молодым львом, а вернулся в родной Нишапур стариком. Он был богат и славен и превелик умом и ученостью.
Но что он сделал за свою жизнь? Чем прославился? Во имя чего копил он знания свои? И на что потратил деньги, доставшиеся ему от родителей? Теперь это уже вопросы праздные и представляют лишь частный интерес для людей, живущих в переулке Моштаг. То есть для ближайших соседей господина Даштани.
Я с трудом обнаружил переулок Моштаг, проплутав по улицам Алиов и Арк, Фирдоуси и Даран и трижды пройдясь по узеньким Мар-Мар и Чахаррах. Мало кто знал дом господина Даштани - этого анахорета-добровольца. Мне сказали, что юность свою провел он в этом городе, учился здесь же, потом в Мешхеде и Тегеране. Господин Асефи - смотритель мемориала Омара Хайяма - наговорил о нем много любопытного и очень советовал побеседовать с ним. Не преминул также сказать и несколько слов о странностях Даштани.
Самая главная из них - затворничество. И неизбывная любовь к Омару Хайяму. Что общего между аскетом и блистательным жизнелюбом Хайямом?
Рахмат Даштани в свое время покинул Тегеранский университет и поступил в Сорбонну. Прожил в Париже без малого сорок лет и, подобно Хайяму, вернулся в родной город.
Я все-таки нашел Рахмата Даштани. Пожилая служанка, оказавшаяся азербайджанкой из Решта, несколько оттаяла, услышав мою не очень связную азербайджанскую речь. Я заявил, что не уйду, пока не увижу господина Даштани. Вдруг появился и сам хозяин дома. Он был высок, сухощав и сед, с большими черными глазами. И, я сказал бы, при полном параде: белоснежная рубашка, модный галстук, серый костюм из материала, именуемого, кажется, "тропикаль".
Он протянул тонкую, холеную руку и провел меня в тесную гостиную, затемненную металлическими жалюзи. И тотчас же перешел на чистейший русский язык. Я ему тут же высказал все, что думаю о Нишапуре, об Омаре Хайяме, об ученых трактатах и поэзии его.
Служанка принесла нам чаю.
- Сколько у вас времени? - спросил меня господин Даштани.
- Если речь идет о Хайяме - сколько угодно, - так сказал я.
- Вы о нем много прочитали книг?
Я ответил господину Даштани: почти что все, что есть на свете (это была неизбежная в ту минуту гиперболизация). Он улыбнулся.
- В таком случае, - сказал он, - я не буду касаться книг. Совсем не буду. Я расскажу о том, что удалось мне установить по старинным рукописным фрагментам и народным преданиям. Может быть, вам это пригодится.
Говоря откровенно, я был вне себя от радости: это как раз то, что мне особенно необходимо!
- Первое, - сказал очень тихо господин Даштани, - Омар Хайям был Человек. - И сделал долгую паузу.
По-видимому, это банальное утверждение было высказано неспроста. Я слушал внимательно.
- Не надо делать из него ни пьяницу, ни трезвенника, ни аскета, ни ловеласа в стиле французских романов прошлого столетия. Он был такой же, как все мы: холодал и голодал порою, жил прекрасно порою, много думал и много работал. Но при этом успевал и любить. Кого? Я бы сказал так: Человека вообще. Может, вы спросите: а любил ли женщин? Я скажу вам: да, и очень! Вы в этом убедитесь из моих рассказов. Учтите; в двадцать семь лет Омар, сын Ибрахима, по прозвищу Хайям, то есть Палаточник, был уже известным ученым и статным мужчиной.
И он стал рассказывать...
Я записывал самое главное конспективно, чтобы уже там, в Тегеране, в "Парк-отеле", расшифровать и расширить по памяти свои записи.
Наш разговор затянулся до вечера. Но не закончился. Наутро я снова посетил господина Даштани. И мы снова долго, долго беседовали. Точнее, я слушал его, время от времени прерывая вопросами... И я потерял счет времени и выпитым чашкам чаю...
Эта книга в некотором роде следует рассказу Рахмата Даштани. Выражая ему свою благодарность, я отнюдь не хочу перекладывать на него недостатки повествования. Эти недостатки - мои недостатки, и я несу за них полную ответственность. Тот, кто знаком с биографией великого иранского поэта и ученого, знает, сколь скуден фактический материал, а жизнь его, я бы сказал, необъятна. Один в Исфахане месяц - май 1092 года, - о котором рассказывается здесь, мне кажется, в какой-то степени подтвердит это.
Нишапур, май 1973 года
Г. Г.
СКАЗАНИЕ ОБ ОМАРЕ ХАЙЯМЕ
Роман
1. ЗДЕСЬ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О СЛУЧАЕ, КОТОРЫЙ ПРОИЗОШЕЛ В ИСФАХАНЕ ВОЗЛЕ ДОМА ОМАРА ХАЙЯМАВ глухую калитку постучали то ли булыжником, то ли кулаком, крепким, как булыжник. Хозяева явно мешкали, не торопились открывать дверь непрошеному пришельцу. Оставалось сломать запор. Молодой человек огромного роста и атлетического телосложения близок был к этому. По-видимому, он знал, на что идет в это раннее утро.
Но калитка вдруг приотворилась, и грубый голос спросил:
- Кто ты?
- Неважно, - был ответ. - Скажи лучше, кто ты сам!
Привратник - а это действительно был привратник - вышел на улицу. Крепко сбитый раб-эфиоп в голубом халате из грубой, дешевой ткани. Лицо его было черное. Руки тоже черные, а ладони белые, точнее, розовые.
- Мое имя Ахмад, - сказал привратник, подбоченившись.
Молодой человек криво усмехнулся. И спросил:
- Твое место здесь или там, в доме?
- Здесь, - ответил привратник.
- Мне нужен твой хозяин. Я знаю его имя: Омар эбнэ Ибрахим.
- Что же дальше?
- Он, говорят, ученый...
- Тебе все известно?
- Да, мне известно больше, чем ты думаешь.
Эфиоп блеснул огромными глазами и как бы невзначай показал свои жилистые руки, которыми впору гнуть железо на подковы. Однако руки эфиопа не произвели никакого впечатления на разгоряченного пришельца.
- Деньги - еще не все! - вскричал он.
- А при чем тут деньги?
- А притом, что твой хозяин сманил мою девушку, посулив ей золота и серебра.
- Плохи твои дела, - заметил Ахмад невозмутимо.
- Это почему же?
- Зачем тебе девица, которая живой плоти предпочитает мертвый металл?
- Неправда! Он купил ее, купил бессовестно!
Ахмад спросил:
- Ты уверен, что она здесь?
- Да!
- И ты знаешь ее имя?
- Еще бы! Звать ее Эльпи. Ее похитили на Кипре и привезли сюда обманом. И он купил ее! - Молодой человек потряс кулачищем. - Раз ты с мошною - это еще не значит, что тебе все дозволено!
Эфиоп несколько иного мнения насчет мошны и "все дозволено". Он, видимо, не прочь пофилософствовать на этот счет. А может, и позлорадствовать. Подумаешь, какая-то Эльпи?! А сам он, Ахмад? Что он, хуже этой Эльпи? Разве не купили самого Ахмада на багдадском рынке? Если уж сетовать, то сетовать Ахмаду на свою судьбу! А Эльпи что? Ей уготована прекрасная постель, и кувшин шербета всегда под рукою. Не говоря уже о хорасанских благовониях, аравийских маслах и багдадских духах! Ей что? Лежи себе и забавляй господина!
- Как?! - воскликнул влюбленный. - И ты, несчастный, полагаешь, что ей все это безразлично?! Или она любить не умеет! По-твоему, она существо бездушное?
Эфиоп прислонился к глинобитной стене. Скрестил руки на груди и окинул влюбленного полупрезрительным, полусочувственным взглядом: смешно выслушивать все эти бредни!
- Подумаешь, какая нежная хатун! Да пусть эта Эльпи благодарит аллаха за то, что послал он ей господина Хайяма...
- Благодарит?! - негодующе произнес взбешенный меджнун (Меджнун дословно: обезумевший от любви.) - А за что? За то, что купил ее любовь? А может, она, принимая его ласки, думает обо мне?.. Может...