Преподобноисповедник Георгий Даниловский (Лавров) - Максим Яковлев

Максим Яковлев

Преподобноисповедник Георгий Даниловский (Лавров)

«Берегите дорогое, золотое время, спешите приобрести душевный мир»

Предисловие

Все мы слышали о новомучениках. Знаем, что они прославлены в Русской Православной Церкви в лике святых.

Чаще всего наши сведения о них этим и ограничиваются.

Они жили на той же земле, что и мы. В том же Отечестве…

Они жили в одном поколении с нашими родными и близкими. Также переживали нужду и голод, трудились со всей страной, жили её тревогами и надеждами…

Это было совсем недавно, в двадцатом веке.

Они носили одинаковые с нашими имена и фамилии, и, как и все в то время, несли свой крест…

Они стали святыми в отличие от миллионов других, хотя ничем не выделялись внешне.

Стоит повнимательнее всмотреться в их жизнь, чтобы увидеть их святость. Тем более, что они сейчас молятся у престола Божия о спасении наших душ.

«Иди в Оптину»

Он родился и вырос в деревне Касимовка, что в Орловской губернии Елецкого уезда: в крестьянской семье и крестьянской избе у честных родителей. Отец – Дмитрий Абрамович, мать – Фёкла Архиповна. Да двое старших братьев – Алексей и Пётр.

Появился на свет двадцать восьмого февраля 1868 года, и до самого пострига своего в монахи носил имя Герасим Дмитриевич Лавров.

Бегал в сельскую школу, окончил три класса. Шустрый на всякое дело и слово. Любил плотничать, мастерить что-нибудь…

Впереди его ждали: много дорог, встреча с преподобным Амвросием, дружба с блаженным Никифорушкой, кельи и тюремные нары, тысяча духовных детей, домик недалеко от Лавры, «Чёрный холм» и фаворский свет, «День ангелов Божиих»…

Отец с матерью, сами с ранних лет воспитанные в православной вере, растили такими же и сыновей.

Мать, Фёкла Архиповна, приучила их к молитве, чтобы было на чём строить жизнь. Юной девушкой она просилась отпустить её в монастырь, но пришлось повиноваться родителям и выйти замуж.

– Может, Бог даст, и кто-то из вас станет монахом, – делилась она с детьми своей мечтой.

– Ага, ишь ты какая! – отвечал за всех младший Герасим. – Сама не пошла, а нас в монастырь хочешь.

– Да я от тебя и не жду. Из такого озорника какой монах?

Вся семья ходила в церковь. По Великим постам ездили на богомолье в московские монастыри, в Свято-Троицкую Лавру. Там, однажды молясь у святых мощей преподобного Сергия о своей судьбе, Герасим услышал в себе вещее слово: «Иди в Оптину». Слово запало в душу мальчика, но до поры он никому не открывал его.

С того дня он не мог не думать об Оптиной Пустыни, упрашивал родителей съездить туда. И желанье его исполнилось.

Одиннадцатилетний Герасим с волненьем вступил на землю святой обители. Все богомольцы первым делом направились к старцу Амвросию. Пошла вместе с сыном и Фёкла. Когда дошла до них очередь, старец, увидев в отроке будущего святого подвижника, обнял его за голову, поцеловал и благословил.

Всю обратную дорогу мать не знала, что и думать об этом. Молчал и юный Герасим, перебирая в себе самые памятные впечатления об Оптиной, и не ведал о том, что и как станется, а всё же чуял, что неспроста случилось такое с ним…

Преподобный Амвросий (Гренков), старец Оптиной Пустыни

Вернувшись в родную деревню, занялся он привычной крестьянской работой, помогая с братьями отцу вести хозяйство.

Но встреча со старцем Амвросием не забывалась.

День за днём, год за годом созревало в нём желание монашеской жизни.

Всё когда-то засевается и прорастает, и растёт незаметно, как трава в поле, ан, глядь, уже и по пояс – цветёт и глаз радует…

Прошло десять лет, и пришёл час собираться в дорогу. Душа Герасима рвалась из житейского мира в неотмирную тишину монастырской молитвы.

Уже не было в живых отца, и мать со слезами прощалась с сыном. Вынесла образ Владимирской Божией Матери и благословила своё дитя.

Этот образ Богородицы пройдёт с ним по жизни, он будет прибегать к Её помощи до последних дней, горячо почитая Владимирскую всем сердцем.

Не остынет и сыновняя любовь к Фёкле Архиповне и преклонение перед материнским благословением, к чему он не устанет призывать духовных чад своих.

Была макушка лета, ещё не отзвенел косами сенокос. Двадцатидвухлетний Герасим, положив земной поклон родительскому порогу, пустился в путь. Решил идти в Оптину через Москву – так вернее и безопаснее всего. Отмахав пятнадцать вёрст по лесам и буграм, остановился в деревушке у родственников. Так и шёл от знакомых к знакомым, было где отдохнуть да выспаться.

Но не так-то легко пришлось, когда попал на большой московский тракт. В придорожных селеньях не всегда удавалось найти уголок, больно много народу тянулось в первопрестольный град…

Достиг Москвы Герасим через две недели. На ночлег приютил его на Даниловском рынке давний отцовский приятель, державший здесь свою торговлю. Хозяин угощал любезно за самоваром, отговаривал всячески от монашества. Пришлось Герасиму поворочаться до утра в тяжёлых думах. А всё ж решил продолжать путь.

По той ли причине или по какому ещё провидению, да только, выйдя из Москвы, потопал он не по той дороге. И не сразу узнал о том. Словно испытывали его на твёрдость. Но и тут не сдался, не свернул на попятную. Отпылил он много лишних вёрст, а дошёл-таки до Святых монастырских врат, добрался до цели своей заветной.

Был он принят отцом настоятелем и оставлен на испытательный срок в числе послушников.

Радости не было предела – он насельник Свято-Введенской Оптиной Пустыни!

Оптина Пустынь. Общий вид монастыря. Конец XIX в.

«В духовных академиях сдают экзамены профессорам, а у нас – старцам»

Определили Герасима на монастырскую кухню, в пекарню. Справился. Потом на свечное дело. А дальше пошло: работал и в поле, и на рыбной ловле, и помощником казначея, и в ризнице…

В тридцать лет причислили к монастырской братии.

Двадцать третьего июня 1899 года принял постриг с именем Георгий, в честь святого великомученика Георгия.

Через три года рукоположили его в сан иеродиакона[1].

Среди старцев и иноков он считался уже своим, оптинским. Ему доверяли серьёзные поручения, по которым ездил в Калугу, Москву, Петербург.

Но не было для него ничего дороже своей монастырской кельи, своих молитв и ночных стояний.

Кто измерил монашеский труд – в молитве, бдении, послушании, в борьбе со страстями… Только тот, кто понёс его на своём кресте.

Всякий труд и духовное делание совершались Георгием под руководством старца. Ему вверялись все помыслы, все искушения и все сомнения, и воля его исполнялась с беспрекословным смирением.

Наука послушания. Блажен, кто прошёл её, по стопам святых предшественников.

Оптинские отцы говорили: «Послушание – те же курсы, которые изучают в духовных академиях. У нас тоже своя академия… Там сдают экзамены профессорам, а здесь – старцам».

И было на чём учиться.

Как-то раз поспешал Георгий на сенокос, обогнав по дороге бредущего с палочкой старца-схимника. «И зачем он плетётся туда, ну какой от него толк?» – с этой мыслью добежал до берега и прыгнул в лодку, чтобы переправиться на монастырский луг. Но сколько ни старался отчалить, сколько ни грёб веслом, с места не сдвинулся. Подошёл старец-схимник, осенил себя крестным знамением, сел к нему в лодку, благословил, и они поплыли…

Двадцать четыре года с любовью и строгостью наставляла и пестовала благословенная Оптина Пустынь своего питомца. Открывала ему один из главных своих заветов: человеку, какой бы грешник он ни был, больше всего на свете нужны милосердие и доброта. И показывала это на примерах тысяч приходящих в обитель людей с их скорбями, бедами и страстями.

В самом начале 1914 года по указу Святейшего Синода иеродиакону Георгию надлежало перевестись в Мещовский Георгиевский монастырь, а уже в октябре следующего года поступило распоряжение того же Святейшего Синода о назначении его на должность настоятеля сего монастыря с посвящением во иеромонаха[2]. И первого января 1916 года в Калуге, в Крестовой архиерейской церкви, преосвященным Георгием, епископом Калужским и Боровским, совершается его рукоположение. А пару дней спустя он награждается от владыки набедренником[3].

Мещовский Свято-Георгиевский мужской монастырь. Начало XX в.

В те годы досталось России впасть в Мировую войну, а с ней в революцию и во все тяжкие годы…

Не стало могучей империи. А где разлад, там и жизнь невпопад, там и голод и неустройство. Отцу настоятелю Георгию приходилось не только духовно окормлять всю братию, но и кормить чем-то людей, и держать хозяйство монастыря. Благо помогали крестьянские навыки, природная смётка, а паче всего – бесценный оптинский завет.