Шах Пепе С. - Айзек Азимов

Айзек Азимов

Шах Пепе С.

Shah Guido G. (1951)Перевод: И. Гурова

Быстро выяснилось, что жизнь в Бостоне не стала препятствием для моей литературной карьеры. (Фактически ничто после работы над докторской диссертацией в 1947 году не превращалось в такое препятствие.)

После двух месяцев, прожитых в наемной квартирке (трущобного качества) совсем рядом с факультетом, мы переехали в пригород — если это так можно назвать. Ни я, ни моя жена не умели водить машину, когда приехали в Бостон, поэтому нам пришлось подыскать жилье рядом с автобусным маршрутом. И мы нашли его в довольно жалком городишке Сомервиль — примитивную квартиру на чердаке, где летом было невероятно жарко.

Там я написал свой второй роман «Звезды, как пыль» (Doubleday, 1951), тогда же маленькое частное издательство «Гноум Пресс» издало в 1950 году сборник моих рассказов о позитронных роботах «Я, робот» и первую повесть из цикла «Академия» в 1951 году[1].

В 1950 году я научился водить машину, а в 1951 году, к нашему великому удивлению, у нас родился сын. После девяти лет брака мы пришли к выводу, что обречены остаться бездетными. Однако в конце 1950 года у моей жены начались довольно загадочные физиологические явления, единственным объяснением которым стало то, что она беременна. Помню, первой намекнула мне на это Ивлин Голд (она тогда была миссис Гораций Голд). Я рассмеялся и ответил ей: «Нет, нет», но все же оказалось, что это «да, да», и 20 августа 1951 года родился Дэвид.

Научившись быстро писать книги и сделав хороший старт в направлении автомобилей и потомства, я стал готов ко всему и начал принимать предложения любого рода.

Среди многих НФ-журналов, выходивших в начале 50-х годов, был один под названием «Марвел Сайенс Фикшн» — реинкарнация более раннего «Марвел», выпустившего девять номеров с 1938-го по 1941 год. Прежний журнал специализировался на рассказах, делавших акцент на секс, поданный в весьма неуклюжей и дурацкой манере[2].

Когда в 1950 году «Марвел» вновь ожил (он и на сей раз продержался всего полдюжины номеров), меня попросили написать рассказ. Я мог, конечно, припомнить печальную историю этого журнала и отказаться, но как раз тогда мне в голову пришла идея рассказа, который я не мог не написать, потому что всем, кто меня знает, известно, что я неисправимый шутник.

Рассказ этот назывался «Шах Пепе С.», и был впервые опубликован в ноябрьском номере «Марвел» за 1951 год.

Фило Плэт ежегодно возвращался на место своего преступления. Своего рода эпитимья. В каждую годовщину он взбирался на голый гребень гряды и смотрел на мили и мили искореженного металла, бетона и костей.

Унылая пустыня. Обломки металла все еще не покрылись ржавчиной и торчали как клыки, оскаленные в бессильной ярости. Где-то в этом застывшем хаосе валялись скелеты тех, кто погиб — тысячи и тысячи — всех возрастов и обоего пола. И может быть — как знать? — пустые глазницы слепых черепов с проклятием обращены на него.

Смрад над пустыней давно развеялся, и ящерицы забирались в свои норы, никем не тревожимые. Ни один человек не приближался к огороженному кладбищу, где остовы валялись внутри кратера, созданного сокрушительным падением. Только Фило приходил. Год за годом он возвращался — и всегда, словно оберегаясь от дурного взгляда стольких незрячих глаз, брал с собой свою золотую медаль. Когда Фило стоял на гребне, она вызывающе поблескивала у него на груди. На ней было выбито просто: «Освободителю».

На этот раз с ним был Фултон. Когда-то Фултон принадлежал к визитам — в дни до падения, в дни, когда были высшие и низшие.

Фултон сказал:

— Меня поражает, что ты так упорно возвращаешься сюда.

— Я не могу иначе, — ответил Фило. — Знаешь, грохот удара был слышен на сотни и сотни миль вокруг, и сейсмографы повсюду в мире зарегистрировали толчок. Мой корабль находился почти прямо над этим местом, и его отшвырнуло на десятки миль точно взрывной волной. Но я помню, помню только один звук — всеобщий вопль, когда Атлантида начала падать.

— Это было необходимо сделать.

— Слова! — вздохнул Фило. — Там были младенцы, и много безвинных.

— Никто не безвинен.

— Как и я. Так следовало ли мне брать на себя роль карающей руки?

— Кто-то должен был это сделать, — заявил Фултон категорично. — Взгляни на мир теперь, двадцать пять лет спустя. Демократия восстановлена, образование вновь стало всеобщим, культура доступна массам, наука опять развивается. Две экспедиции уже высадились на Марсе.

— Знаю, знаю. Но ведь это тоже была культура. Атлантида — остров, который властвовал над миром, но только остров в небе, а не в море. Эго был город и одновременно целый мир, Фултон. Ты никогда не видел его хрустальной оболочки, его великолепных зданий. Драгоценный камень, созданный из камня и металла. Дивный сон.

— Концентрат счастья, извлеченного из скудного запаса, который распределялся среди миллиардов простых людей, живших на Поверхности.

— Ты прав. Да, иначе было нельзя. Но ведь все могло пойти по-иному, Фултон. Знаешь ли... — Фило сел на камень, сложил руки на коленях и уперся в них подбородком. — Иногда я думаю о том, как это было в старину, когда на Земле существовали нации и войны. Я думаю, каким чудом вначале, наверное, считали народы, что Организация Объединенных Наций стала настоящим всемирным правительством. И чем представлялась им Атлантида! Столица, управлявшая Землей, но не принадлежавшая Земле. Черный диск в небе, способный появиться где угодно над Поверхностью и на любой высоте, принадлежащий не одной какой-то стране, а всей планете; плод изобретательности не одной какой-то страны, но всего человечества... И во что она превратилась затем!

— Может, пойдем? — сказал Фултон. — Мы должны вернуться на корабль до темноты.

Но Плэт продолжал:

— Полагаю, это было неизбежно. Человечество еще не создало ни одного института, который не преобразовался бы затем в раковую опухоль. Вероятно, в доисторические времена шаман, появившийся как средоточие племенного опыта и мудрости, под конец стал последней преградой на пути развития племени. В древнем Риме армия из граждан...

Фултон терпеливо позволял ему говорить. Будто странный отголосок прошлого. Когда-то на него были устремлены другие глаза, терпеливо ожидающие, пока он говорил.

— ...армия из граждан, защищавшая римлян от всех врагов, начиная с Вей и кончая Карфагеном, преобразилась в профессиональную преторианскую гвардию, которая продавала императорский трон и взимала дань со всей империи. Турки создали янычар, как свой непобедимый авангард против Европы, а под конец султан стал рабом своих рабов - янычар. Бароны средневековой Европы защищали крепостных крестьян от набегов викингов и мадьяр, а затем шестьсот лет составляли паразитирующую аристократию, которая не давала обществу ничего.