В четыре руки - Наталья Ленская
- Категория: Любовные романы / Короткие любовные романы
- Название: В четыре руки
- Автор: Наталья Ленская
- Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наталья Ленская
В четыре руки
Всë вышло тогда хрестоматийно, как гамма, сыгранная на пианино: начавшись с "до", она бегло коснулась всех клавиш — белых и чёрных — и снова вернулась.
В "до".
Катя обожала дедушку. Он был большой и добрый. Мастерски чистил руками апельсины, которые отвечали ему фейерверками брызг, рассказывал длинные сказки. Не давал никому в обиду, жалел, когда Катю ругали. Любил. Не переделывал.
Катя училась в шестом классе, когда случилась беда: дедушки не стало. Остались мама, папа, бабушка и пустой дедушкин стул на кухне. Сразу после похорон Катя уселась на него и долго не хотела вставать. Стул стал единственным местом в доме, с которого было не видно, что дедушки нет.
Катя вспомнила об этом сегодня. Ей за тридцать. И вот уже целых пять минут она одинока. Или свободна.
Последний разговор в коридоре — бессмысленный. Катины слёзы — бесполезные. Севины руки, которые никак не могли определиться, с какой силой обнимать и успокаивать Катю теперь, когда всё закончилось.
— Я хочу, чтобы ты остался.
— Я так не могу. Будет только хуже.
Катя закрыла дверь. Вернулась на кухню, села за стол. Машинально сжала руками безжизненно холодные бока кружки с остывшим чаем. Оперлась на неё, как на последний буёк перед бесконечностью моря, который даёт шанс переоценившим себя пловцам скопить силы для возвращения к берегу.
Полгода назад Сева «свалился на Катю с неба». Вынес её из огня мелких неприятностей, они разговорились и с тех пор не могли остановиться.
Катя была из тех, кто, сжав тонкие губы, сражался с ежедневником, пытаясь до отвала накормить его делами, как ответственная мать пичкает капризного малыша кашей. Её не пугали дела. Она вообще ничего не боялась, кроме высоты и отношений.
Сева утверждал, что после развода ещё долго не женится. Приправлял это увесистым «Не-не-не!», что сулило идеальную дружбу.
Когда Сева приезжал в гости, вместе с ним приезжали пакеты с едой, ужин, разговоры по душам и предложение что-нибудь посмотреть. На кино у Севы был исключительный вкус.
В один из вечеров Сева давал "Легенду о пианисте" — историю о виртуозе, который всю жизнь провёл на корабле, и даже однажды стоял с чемоданом у трапа, но так и не сумел сойти с него в жизнь с её пугающей бесконечностью пространства и выбора.
Пока Сева настраивал звук, Катя выключила свет, уселась с ногами на диван и впервые задержалась взглядом на его спине. Она заслоняла экран и Катины страхи. Катя взглядом пробежала по клеточкам Севиной рубашки снизу вверх до воротника, который касался его тёмных волос… И тут заметила, что в комнате они всегда были не одни: из-за угла дома в окна второго этажа невежливо заглядывал фонарь.
Сева, сдержанно улыбаясь сомкнутыми губами, наконец-то откинулся на спинку дивана и положил на колени большую подушку. Дождался, пока Катя устроится на ней, и слегка помешкав, замкнул руки на груди.
Происходящее на экране было пронзительно, как музыка, которую влюблёнными в каждую клавишу пальцами извлекал из рояля главный герой. В доме напротив под неё трепетали неисправным светом подъездные окна.
Сева не смотрел кино. Он смотрел на Катю. Она иногда глубоко вздыхала и по-детски, чуть приподняв плечо, обнимала подушку. Еë шею закрывали волосы, а одна непослушная прядка касалась щеки и норовила зацепиться за длинные Катины ресницы. Сева несколько раз заносил руку, чтобы это предотвратить. И наконец одним пальцем неловко заправил выбившуюся хулиганку за Катино ухо.
А потом вдруг сразу как-то порывисто положил целую ладонь ей на плечо.
«Как хорошо, что в комнату смотрит фонарь! И совсем не неловко», — пронеслось в Катиной голове, и она опять вдохнула Севин запах.
Его рука так весь фильм и пролежала на Катином плече. И только в самом финале Севины пальцы сыграли на нëм что-то отчаянно нежное.
Последний кадр фильма разнёс в клочья зрительские надежды на счастливый конец.
А Катя… Катя бессовестно улыбалась.
С того вечера между Катей и Севой всё умножилось на два. Сева появлялся в два раза чаще, помогал в два раза больше. Катя неистово хвалила Севу и с удвоенным упорством твердила, что они друзья, а сама… Сама, волнуясь, ждала каждой встречи, огорчалась, когда Сева не приезжал. И вдвоём с фонарём пересматривала Севины фильмы.
Постепенно вместе с Севой в Катином доме стали появляться ещё и завтраки. Дом наполнялся запахом печёного сыра на горячих бутербродах, травяного чая, музыкой из колонки и Севиной суетой. Потом Сева сосредоточенно вёз Катю на работу. Почти всегда молча. На светофорах изучал её невыспавшееся лицо и держал своей слегка шершавой и прохладной ладонью её за руку. Катя тайком от самой себя думала: «Может, это он?»
А вслух называла его героем.
Сева смущался и говорил, что никогда такого о себе не слышал. И рассказывал, как бывшая жена сомневалась, что его руки берут начало там, где надо. И что от каменной стены у него разве что отсутствие эмоций.
— И ведь делал же то же самое!
Дзеньк! Пальцы, наигрывающие мелодию в душе Кати, на мгновение оступались на клавишах.
А Сева зачем-то добавлял:
— Даже после развода старался. Для неё и ребёнка.
Ещё один смазанный такт.
Однажды по дороге на работу Катя спросила:
— Сев, почему ты так много всем помогаешь?
— Чтобы им было хорошо. И тебе.
— А тебе?
— Мне хорошо, когда другим хорошо.
Катя запнулась: рядом с ней вроде сидел Сева. Но при этом его сильно не хватало. Функции были, а человек… Старался! Катя решила дальше не спешить с отношениями.
Сева тоже, оказывается, ждал.
Когда бывшая жена позовёт обратно.
И она позвала.
Вчера.
Сева прямо сейчас возвращался на свой привычный корабль. Так и не рискнув окончательно сойти с трапа.
Взгляд Кати оторвался от чая, прошёл по столу, обогнул Севину чашку. Задержался на пустом как-то невнятно отставленном стуле напротив. Эта пустота была осязаема, причиняла боль. Не давала перевести взгляд.
Катя вдруг встала, обошла стол и села на Севино место.
Боль стала тише. Обида съёжилась. И Катя вздрогнула: много лет назад на том самом дедушкином стуле маленькая девочка вовсе не делала вид, что пустоты нет.
Она заполняла пустоту собой.
Тогда и сейчас у неё было всё, чтобы снова наполнить свою жизнь — она сама.
Катя выпрямилась и обвела кухню взглядом.
С этой стороны она на