Медный ангел - Кэтрин Полански

Кэтрин Полански

Медный ангел

Автор благодарит Джулию и Мэри за помощь и исключительное понимание

Глава 1

Февраль 1643 года, Париж

Теодор де Виллеру сидел на краю кровати и думал о доме: о виноградниках, о жарких южных женщинах, о многочисленных родственниках. Совсем скоро он, закаленный в боях ветеран, вернется туда и будет рассказывать племянникам и племянницам солдатские байки, ездить на вечеринки к соседям... Может быть, даже женится на дочке местного дворянина, и они станут жить в маленьком сельском доме, растить пухлощеких детей и разводить коз. А потом он умрет, и его похоронят в семейном склепе графов де Виллеру, отпоют, оплачут – и жизнь потечет дальше, своим чередом...

Хотя, может, никто его там и не ждет? Теодор уже несколько лет не получал известий от близких и сам не писал.

В маленькой комнатенке затрапезной гостиницы на окраине Парижа было холодно и сыро, но спускаться в общий зал, где горел камин и веселились постояльцы и местные выпивохи, Теодору не хотелось.

Он встал и подошел к окну. Уже февраль на исходе, значит, до Лиможа Теодор доберется в самый разгар весенней страды. Может, это и к лучшему. В такое время никакие руки лишними не будут, даже если это руки инвалида. Он взглянул на искалеченную правую кисть: замотана чистой тряпицей, но рана заживает плохо, хотя прошло уже около трех месяцев. Врач, виртуоз, назвал его везунчиком: в результате пулевого ранения Виллеру лишился двух пальцев, началось воспаление, кисть утратила подвижность, однако ампутации удалось избежать.

Злосчастная пуля вышибла его из королевского полка и оборвала вполне успешную военную карьеру. Если бы не благосклонность герцога Энгиенского, под началом которого Виллеру служил, остался бы Теодор нищим калекой. Полководец выхлопотал для шевалье достойную пенсию и снабдил деньгами на дорогу домой.

Париж – почти незнакомый город, в котором Теодор до сего дня бывал всего несколько раз, – еще не спал. С улицы доносилась веселая песенка, выражающая «скорбь» горожан по недавно скончавшемуся великому Ришелье. Что ж, народ не любил кардинала при жизни, не печалится о нем и после его смерти. Теодор слышал, что король Людовик Тринадцатый тоже плох, жить ему осталось недолго, а после его кончины страной будет править кардинал-итальянец.

Сам Теодор не имел абсолютно никаких политических пристрастий. Военная служба ему нравилась, сражаться он умел хорошо, армией командовали герцог Энгиенский и виконт де Тюренн – два одаренных Богом полководца, и этого хватало. Игры вокруг престолов не касаются солдата.

Виллеру со вздохом отошел от окна, затекшая правая нога отозвалась тянущей болью – еще одна рана, еще одна причина отставки... Почетная пенсия – об этом многие даже не мечтают. Но шевалье с удовольствием променял бы и пенсию, и почет на несколько дней на эльзасской границе и героическую гибель в бою.

«Предаваться печали солдату не положено», – отругал он сам себя и лег в остывшую постель.

Утром он заказал себе ванну – очень дорогое удовольствие в Париже. Ему налили в большую лохань еле теплой мутноватой воды, а взяли, как за благоуханное омовение в серебряной купели. Виллеру ополоснулся и облачился в строгий черный костюм, скромно украшенный шитьем. Будучи в армии, он не особенно заботился о своем гардеробе, а покинув фронт, с удивлением обнаружил, что одежда его поизносилась и давным-давно вышла из моды. Именно поэтому он заехал в Париж, зашел к портному и, заплатив мерзавцу двойную цену, через пару дней стал обладателем гардероба, приличествующего небогатому дворянину. «Нельзя приехать домой в обносках, – нашептывала гордыня, – это будет признанием поражения».

Шпагу шевалье прицепил справа; еще недавно это доставляло ему кучу проблем, но теперь он уже привык. Теодор нахлобучил шляпу с белыми перьями и, прихрамывая, вышел из комнаты.

Как ни странно, его гнедой конь оказался вычищен, накормлен и оседлан. Теодор с некоторым уважением посмотрел на ленивую физиономию конюха, которого вчера заподозрил в халатности, и вознаградил его усилия мелкой монетой. Застоявшийся Фернан приветствовал хозяина коротким радостным ржанием. Он привык к простору, и здесь, в вонючей парижской круговерти, ему было явно не по себе.

– Терпи, скоро будем дома, – подбодрил его Виллеру. Он вывел коня на грязную улицу и поспешно сел верхом, чтобы как можно меньше запачкать сапоги и одежду.

«Парижане – это отдельная нация, – думал Теодор, пробираясь по узким переулкам к воротам Сен-Дени, – громогласные, насмешливые, подобострастные, надменные. Суетятся как муравьи простолюдины, важно расхаживают в красных плащах гвардейцы кардинала....» Теодор заметил, что передвигаются служивые по двое – по трое, в одиночку никто из них ходить не решается. Еще бы – народ не любит кардинала, не щадит и его приспешников... Грохотали по улицам кареты, сверкая гербами и позолоченными вензелями на дверцах, месили грязь пешеходы: нищие, торговцы, дворяне – все куда-то спешили. Болото, настоящее болото, и в нем множество орущих лягушек.

Теодору едва не вылили на голову помои, несколько раз ему приходилось останавливаться, чтобы пропустить экипаж, и прижиматься к стенам, чтобы разминуться с верховыми. Пеших же вообще было сложно не задавить: казалось, они специально лезут под копыта.

– Город самоубийц, – сказал Теодор Фернану.

Тот был с ним полностью согласен...

Вот, наконец, и ворота. Шевалье пропустили без вопросов: кому нужно связываться с дворянином, выглядящим, как отъявленный головорез? Теодор не питал иллюзий по поводу своей внешности. Многолетняя служба в армии оставила отметины не только в душе, но и на теле. Некоторые из них не были видны, но рубец на щеке не спрячешь. Да и зачем? Виллеру принимал все как должное.

За заставой передвигаться стало легче, и Виллеру пустил коня легкой рысью. Было очень тихо, Париж таял позади в туманной дымке, предвещавшей резкое потепление. Весна в этом году обещала прийти рано, и в качестве аванса превратила дороги в невразумительное месиво. Из-под копыт Фернана летела жидкая грязь – как ни старайся, сберечь сапоги чистыми не удастся. Ну и черт с ними, лишь бы добраться поскорее.

Пообедать Теодор остановился в придорожной харчевне. Маленький, грязный домишко ему не понравился, но от добра добра не ищут – кто знает, когда еще удастся как следует перекусить. Да и в еде он был неприхотлив, в армии его, как хорошего офицера, в первую очередь заботило пропитание солдат.

Народу в полутемном зале почти не было. Трактирщик протирал кружки, за столом в углу сидела парочка «красных плащей», сомнительного вида бродяга храпел, привалившись спиной к стене. Теодор уселся за стол и махнул трактирщику. Тот, с первого взгляда оценив не многообещающую платежеспособность гостя, сам утруждаться не стал, пнул помогавшего ему парнишку. Юнец подбежал к Теодору, принял заказ. Через некоторое время перед шевалье уже стояло блюдо с холодным мясом и кружка с водой. Вино – вещь хорошая, но здесь оно наверняка дрянное, да и после болезни Теодор быстро пьянел, а задерживаться лишний раз ему не хотелось.