Отдай мою посадочную ногу! - Евгений Лукин
- Категория: Фантастика и фэнтези / Юмористическая фантастика
- Название: Отдай мою посадочную ногу!
- Автор: Евгений Лукин
- Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Евгений Лукин, Любовь Лукина
Отдай мою посадочную ногу!
И утопленник стучится
Под окном и у ворот.
А. С. ПушкинАлёха Черепанов вышел к посёлку со стороны водохранилища. Под обутыми в целлофановые пакеты валенками похлюпывал губчатый мартовский снег. Сзади остался заветный заливчик, издырявленный, как шумовка, а на дне рюкзачка лежали — стыдно признаться — три окунька да пяток краснопёрок. Был ещё зобанчик, но его утащила ворона.
Дом Петра стоял на отшибе, отрезанный от посёлка глубоким оврагом, через который переброшен был горбыльно-верёвочный мосток с проволочными перилами. Если Петро, не дай Бог, окажется трезвым, то хочешь не хочешь, а придётся по этому мостку перебираться на ту сторону и чапать аж до самой станции. В темноте.
Лёха задержался у калитки и, сняв с плеча ледобур (отмахаться в случае чего от хозяйского Урвана), взялся за ржавое кольцо. Повернул со скрипом. Хриплого заполошного лая, как ни странно, не последовало, и, озадаченно пробормотав: «Сдох, что ли, наконец?..» — Лёха вошёл во двор.
Сделал несколько шагов и остановился. У пустой конуры на грязном снегу лежал обрывок цепи. В хлеву не было слышно шумных вздохов жующей Зорьки. И только на чёрных рёбрах раздетой на зиму теплицы шуршали белёсые клочья полиэтилена.
Смеркалось. В домишках за оврагом уже начинали вспыхивать окна. Алексей поднялся на крыльцо и, не обнаружив висячего замка, толкнул дверь. Заперто. Что это они так рано?..
— Хозяева! Гостей принимаете?
Тишина.
Постучал, погремел щеколдой, прислушался. Такое впечатление, что в сенях кто-то был. Дышал.
— Петро, ты, что ли?
За дверью перестали дышать. Потом хрипло осведомились:
— Кто?
— Да я это, я! Лёха! Своих не узнаёшь?
— Лёха… — недовольно повторили за дверью. — Знаем мы таких Лёх… А ну заругайся!
— Чего? — не понял тот.
— Заругайся, говорю!
— Да иди ты!.. — рассвирепев, заорал Алексей. — Котелок ты клёпаный! К нему как к человеку пришли, а он!..
Лёха плюнул, вскинул на плечо ледобур и хотел уже было сбежать с крыльца, как вдруг за дверью загремел засов и голос Петра проговорил торопливо:
— Слышь… Я сейчас дверь приотворю, а ты давай входи, только по-быстрому…
Дверь действительно приоткрылась, из щели высунулась рука и, ухватив Алексея за плечо, втащила в отдающую перегаром темноту. Снова загремел засов.
— Чего это ты? — поражённо спросил Лёха. — Запил — и ворота запер?.. А баба где?
— Баба? — В темноте посопели. — На хутор ушла… К матери…
— А-а… — понимающе протянул мало что понявший Лёха. — А я вот мимо шёл — дай, думаю, зайду… Веришь, за пять лет вторая рыбалка такая… Ну не берёт ни на что, и всё тут…
— Ночевать хочешь? — сообразительный в любом состоянии, спросил Петро.
— Да как… — Лёха смутился. — Вижу: к поезду не успеваю, а на станции утра ждать — тоже, сам понимаешь…
— Ну заходь… — как-то не по-доброму радостно разрешил Петро и, хрустнув в темноте ревматическими суставами, плоскостопо протопал в хату. Лёха двинулся за ним и тут же лобызнулся с косяком — аж зубы лязгнули.
— Да что ж у тебя так темно-то?!
Действительно, в доме вместо полагающихся вечерних сумерек стояла всё та же кромешная чернота, что и в сенях.
— Сейчас-сейчас… — бормотал где-то неподалёку Петро. — Свечку запалим, посветлей будет…
— Провода оборвало? — поинтересовался Лёха, скидывая наугад рюкзак и ледобур. — Так, вроде, ветра не было…
Вместо ответа Петро чиркнул спичкой и затеплил свечу. Масляно-жёлтый огонёк задышал, подрос и явил хозяина хаты во всей его красе. Коренастый угрюмый Петро и при дневном-то освещении выглядел диковато, а уж теперь, при свечке, он и вовсе напоминал небритого и озабоченного упыря.
Лёха стянул мокрую шапку и огляделся. Разгром в хате был ужасающий. Окно завешено байковым одеялом, в углу — толстая, как виселица, рукоять знаменитого черпака, которым Петро всю зиму грёб мотыль на продажу. Видимо, баба ушла на хутор к матери не сегодня и не вчера.
Размотав бечёвки, Лёха снял с валенок целлофановые пакеты, а сами валенки определил вместе с шапкой к печке — сушиться. Туда же отправил и ватник. Хозяин тем временем слазил под стол и извлёк оттуда две трёхлитровые банки: одну — с огурцами, другую — известно с чем. Та, что известно с чем, была уже опорожнена на четверть.
— Спятил? — сказал Лёха. — Куда столько? Стаканчик приму для сугреву — и всё, и прилягу…
— Приляжь-приляжь… — ухмыляясь, бормотал Петро. — Где приляжешь, там и вскочишь… А то что ж я: всё один да один…
«Горячка у него, что ли?» — с неудовольствием подумал Лёха и, подхватив с пола рюкзак, отнёс в сени, на холод. Возвращаясь, машинально щёлкнул выключателем.
Вспыхнуло электричество.
— Потуши! — испуганно закричал Петро. Белки его дико выкаченных глаз были подёрнуты кровавыми прожилками.
Лёха опешил и выключил, спорить не стал. Какая ему, в конце концов, разница! Ночевать пустили — и ладно…
— Ишь, раздухарился… — бормотал Петро, наполняя всклень два некрупных гранёных стаканчика. — Светом щёлкает…
Решив ничему больше не удивляться, Алексей подсел к столу и выловил ложкой огурец.
— Давай, Лёха, — с неожиданным надрывом сказал хозяин. Глаза — неподвижные, в зрачках — по свечке. — Дерябнем для храбрости…
Почему для храбрости, Лёха не уразумел. Дерябнули. Первач был убойной силы. Пока Алексей давился огурцом, Петро успел разлить по второй. В ответ на протестующее мычание гостя сказал, насупившись:
— Ничего-ничего… Сейчас сало принесу…
Привстал с табуретки и снова сел, хрустнув суставами особенно громко.
— Идёт… — плачуще проговорил он. — Ну точно — идёт… Углядел-таки… Надо тебе было включать!..
— Кто?
Петро не ответил — слушал, что происходит снаружи.
— На крыльцо подымается… — сообщил он хриплым шёпотом, и в этот миг в сенях осторожно стукнула щеколда.
— Открыть?
Петро вздрогнул. Мерцающая дробинка пота скатилась по виску и увязла в щетине.
— Я те открою!.. — придушенно пригрозил он.
Кто-то потоптался на крыльце, ещё раз потрогал щеколду, потом сошёл вниз и сделал несколько шагов по хрупкому, подмёрзшему к ночи снегу. Остановился у занавешенного одеялом окна.
— Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. — раздался откуда-то из-под земли низкий с подвыванием голос.
Лёха подскочил, свалил стаканчик, едва не опрокинул свечку.
— Что это?!
Петро молчал, бессмысленно уставясь на растёкшуюся по клеёнке жидкость. Губы его беззвучно шевелились.
— Чего льёшь-то!.. — мрачно выговорил он наконец. — Добро переводишь…
— Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. — ещё жутче провыло из печки.
Лёха слетел с табурета и схватил ледобур.
— Да сиди ты… — буркнул Петро, снова снимая пластмассовую крышку с трёхлитровой банки. — Ничего он нам не сделает… Прав не имеет, понял?.. Так, попугает чуток…
Ничего не понимающий Лёха вернулся было к столу и тут же шарахнулся вновь, потому что одеяло на окне всколыхнулось.
— Сейчас сбросит… — с содроганием предупредил Петро. Лёхин стаканчик он наполнил, однако, не пролив ни капли.
Серое байковое одеяло с треугольными подпалинами от утюга вздувалось, ходило ходуном и наконец сорвалось, повисло на одном гвозде. Лунный свет отчеркнул вертикальные части рамы. Двор за окном лежал, утопленный наполовину в густую тень, из которой торчал остов теплицы с шевелящимися обрывками полиэтилена.
Затем с той стороны над подоконником всплыла треугольная зеленоватая голова на тонкой шее. Алексей ахнул. Выпуклые, как мыльные пузыри, глаза мерцали холодным лунным светом. Две лягушачьи лапы бесшумно зашарили по стеклу.
— Кто это? — выпершил Лёха, заслоняясь от видения ледобуром.
— Кто-кто… — недовольно сказал Петро. — Инопланетян!..
— Кто-о?!
— Инопланетян, — повторил Петро ещё суровее. — Газет, что ли, не читаешь?
— Слушай, а чего ему надо? — еле выговорил насмерть перепуганный Лёха.
— Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. — простонало уже где-то на чердаке.
Петро передёрнуло.
— Под покойника, сволочь, работает, — пожаловался он. — Знает, чем достать… Я ж их, покойников, с детства боюсь. — Взболтнул щетинистыми щеками и повернулся к Лёхе. — Да ты садись, чего стоять-то?.. Брось ледобур! Брось, говорю… Я вон тоже поначалу с дрыном сидел… — И Петро кивнул на рукоятку черпака в углу.
Во дворе трепыхались посеребрённые луной обрывки полиэтилена. Инопланетянина видно не было. Лёха бочком подобрался к табуретке и присел, прислонив ледобур к столу. Оглушил залпом стаканчик и, вздрогнув, оглянулся на окно.
— Ты, главное, не бойся, — сипло поучал Петро. — В дом он не войдёт, не положено… Я это уже на третий день понял…