Похищение в Тютюрлистане - Войцех Жукровский

Сестре Басе

Трое друзей

Посмотрите, из-за холма показались три фигуры. Что это за странные путники? Медленно перебирая ногами, они бредут по глубоким колеям песчаной дороги. По-видимому, они сильно устали. Их одежда и лица покрыты пылью.

Впереди идёт капрал Мартин Пыпец — петух, получивший отставку после недавней войны.

Мартин Пыпец служил трубачом. Каждое утро он играл на рожке побудку. На мундире капрала несколько выцветших ленточек — это награды за подвиги. Но что поделаешь, старость — не радость. Ему заплатили скромное жалованье, и он очутился за воротами казармы.

Конечно, если бы вновь началась война, для него нашли бы работу… Но теперь тихо, а тому, кто полюбил кочевую жизнь, трудно возвращаться к повседневным делам на птичьем дворе: сгонять кур к кормушке, считать яйца; три раза петь на рассвете, — торопить крестьянина выйти в поле.

Эх, не для него эта работа! Петух путешествует в поисках приключений. Его полинялый мундир заштопан во многих местах, зато боевой рожок на перевязи сверкает, как июльская луна, а хвост, в котором три поломанных пера, воинственно колышется в воздухе. Петух тяжело ступает, стуча подкованными сапогами. Шпоры царапают песок, затупленный клюв устремлён к славным подвигам. Известное дело — старый, поседевший в боях ветеран.

Мелким шажком идёт за ним следом грациозная лиса Хитраска. Прежде она была воспитательницей детей у владетельного индюка. Лиса знает иностранные языки: она говорит по-утиному, по-куриному, а как замечательно поёт!

Но ей не повезло: повидимому, она неправильно воспитывала молодых индюшат. Короче говоря, выгнали с позором.

Хитраска не любит вспоминать о прошлом. Теперь она мечтает о том, чтобы стать где-нибудь кухаркой: следить, как тушится жаркое, как поднимается тесто.

Поглядев на лисицу, не скажешь, что путь был труден: опрятный мех аккуратно приглажен, на голове — шапочка, в лапках — дорожная сумка и зонтик. На конце хвоста, словно мотылёк на шалфее, качается пунцовый бант. Вылизанная мордочка слегка припудрена, а может быть, это кажется, может быть, это игра лучей заходящего солнца.

Сзади всех плетётся кот — Мышибрат Мяучура, славный малый. Последние два года он служил на мельнице. Но несколько месяцев тому назад, после неприятного разговора с хозяином — кот и сейчас еще хромает, — Мышибрат окончательно убедился, что его услугами недовольны.

Мяучура глядит на длинную пустую дорогу, тяжело вздыхает, — пыль напоминает ему муку, сыплющуюся из-под жерновов, шорох деревьев — шум воды, падающей на буковое колесо… Но не вернёшь того, что было. Кота погубило доброе сердце.

Порой он останавливается, обтирая пучком травы запылённые сапоги, тихо мяукает, а потом, насвистывая, догоняет товарищей…

Куда они идут?

Они сами не знают.

А откуда идут?

Издалека.

Посмотрите. Тени зверей вытянулись, став длинными и тонкими, они опережают хозяев, чуя близкий ночлег; они уже слились с тенью леса. Петух поправил каску и стряхнул пыль с гребня. Багровое солнце скрывается за горизонтом. Надвигается ночь.

Ночлег под сосновой веткой

— Переночуем здесь, — сказал петух, указывая крылом на опушку леса. Заходящее солнце струило тёплый оранжевый свет. Ветер сгонял на запад расшалившиеся малютки-облака, где мама-туча расстилала перины. Облака сопротивлялись изо всех сил, капризничали, а некоторые начали даже плакать.

— Уже роса падает, — сказала Хитраска, вытягивая лапку, на которую облако уронило большую тёплую слезу.

— Надо бы поискать укромное местечко, — мяукнул Мышибрат.

— Я же вам сказал, мы переночуем на опушке, — буркнул петух, прибавляя шагу.

Землю окутывали тихие ласковые сумерки.

Когда звери остановились, Хитраска схватила чайник и побежала за водой. Стало совсем темно. На небе высыпало множество звёзд; они отражались в зеркале пруда. Лиса зачерпнула воды, несколько звёзд попало в чайник, и потом заваренный чай имел чудесный золотистый оттенок.

Меж тем Мяучура ломал сухие ветки, а капрал Пыпец вынул из узелка огниво и, сев на корточки, принялся разжигать костёр. Железо звякнуло о кремень, брызнули искры, огонь затрещал, зашелестел в сухих иглах. Язычок пламени двоился и троился и, наконец, начал лизать толстые сучья. Мяучура принёс хворосту и бросал и бросал ветки одну за другой, — огонь должен был гореть всю ночь.

Друзья устроились у костра. Шипел чайник, подвешенный на проволоке. Хитраска выщипывала мех для подстилки. Петух, достав ножик, нарезал хлеб.

— Друзья, — начал он, — мы должны быть довольны тем, что имеем… А пищи у нас немного… Могу вам дать по кусочку груши.

— Я уже забыла, как пахнут масло и сыр, — вытянула острую мордочку Хитраска, и влажный от грусти нос лисы начал светиться, словно на него села искра.

— А я забыл, как пахнет копчёная колбаса, — мяукнул Мышибрат.

— Копчёная в можжевеловом дыму.

— Ну, дым-то у нас есть…

— Дело только за колбасой.

— Друзья, — строго начал капрал Пыпец, — не будем унывать, ведь у нас есть горячий чай, в плавают звёзды, словно липовый цвет, и свежий хлеб, выпеченный на капустных листьях, и костёр, у которого мы греем лапы, и лес, который скоро убаюкает нас.

— Да, это не так уж плохо, — поддакнул Мышибрат, дуя на горячий чай.

— Это хорошо, — протянула Хитраска. Она отгребла хвостом шишки и растянулась около огня. Плутовка так держала хлеб, что красноватый отблеск пламени стекал по куску, словно малиновый мармелад. Чёрствую корку лиса ела медленно, с довольным выражением на морде, и Мяучура, глядя на неё, завистливо облизнулся.

Когда друзья немного отдохнули, капрал Пыпец сунул крыло за голенище и достал оттуда кисет из бычьего пузыря, потом вынул курительную трубку и стал набивать махоркой. Мяучура услужливо подал ему уголёк. Петух несколько раз затянулся и выпустил дым из клюва.

А вокруг вздымался молчаливый лес, высокие стволы сосен походили на шоколадные колонны. Порой, разбуженная светом костра, кричала какая-то птица и засыпала вновь, спрятав голову под крыло.

— Расскажи нам, за что ты получил эти ордена, храбрый капрал.

— Расскажи нам что-нибудь о походах, — просил Мяучура.

— Эх, верно, это были великие дела!

— Расскажи нам, не заставляй себя просить.

Петух гордо тряхнул гребнем и, попыхивая трубкой, начал: «Хм, о бы… Я расскажу вам о последнем походе на Блабону».

Загадочные сигналы

— это происходило сравнительно недавно, поэтому вы должны еще кое-что помнить… Я служил тогда трубачом в гвардии короля Толстопуза VII, да продлится его царствие, полк стоял в нашей столице Тулебе.

Это было прекрасное время. Что ни день — смотры и парады, что ни неделя — на площади в зелёном павильоне играет военный оркестр. Сначала и я там играл, но мой рожок слишком выделялся. Он опережал другие инструменты, его громкие звуки легко врезались в мясистые уши горожан, и жители долго потом не могли заснуть. Они скакали ночью на одной ноге, трясли головами, словно в ухе у них была докучливая капелька воды. Хватило бы одного звука моего рожка, чтобы пробудить их к великим подвигам. Но они предпочитали дремать за прилавками, где разноцветной рекой стекали с полок дорогие шелка. Предпочитали по вечерам прогуливаться около рынка, а в воскресенье слушать ласковые, как весеннее небо, вальсы.

С тех пор как мне пришлось уйти из оркестра, я с удвоенным усердием играл по утрам побудку. При первом звуке стаи голубей, хлопая крыльями, срывались с крыш. Однажды сама королева, светлейшая Клепония, велела мне предстать перед своим румяным ликом. Королева молвила: «Ваш рожок, отважный капрал, слышен на семь вёрст вокруг. Стёкла дрожат, плоды падают с деревьев, а люди невероятно быстро просыпаются. Мой повар так стремительно соскочил с постели, что сны не успели разбежаться, — старик очутился среди них и теперь не может отличить сна от яви».

— Я не щажу своих сил, ваше величество.

Королева только покачала головой. Она достала из шёлковой сумочки, вышитой бисером, комочек ваты. Разделила его на три части. Два куска ваты положила себе в уши, а третий затолкала глубоко в сверкающее горло моей трубы.

Еще никогда я не был так горд.

— Тссс… тише!.. — вдруг сказала Хитраска.

Все смолкли. Издалека послышался конский топот. Он раздавался громче. Какой-то всадник с факелом в руке промчался галопом по дороге и исчез за поворотом.

— Что это? — спросил Мяучура.

— У меня дурное предчувствие…

— Может быть, объявили войну, — у петуха загорелись глаза. Тихо зашептали разбуженные деревья. Мышибрат бросил несколько веток в костёр. Высоко к звёздам взметнулся огонь.

Когда все снова сели в кружок, Хитраска сказала петуху: «Но ведь ты должен нам рассказать о походе».