Стихи - Афзаладдин Хакани

Хакани Афзаладдин

Стихи

Афзаладдин XАКАНИ

Стихи

Перевод В. Державина "Нет, полно! Не буду отныне..." "И снова в сердце у меня..." "Богатствами наделены..." "Я страданье свое не отдам за бальзам..." "Я глинногубый, землеликий..." О заточении На смерть дочери Развалины Медаина "Сердце мое как челнок..." "С той поры..." "Почему, о душа..." "Твои стрелы пернатые..." "Сердце, союз с любовью..." "Милая, разве могу я..." Шесть о тебе прошла по двум мирам..." (Доколь мне угнетения сносить..." "Дворцы царей подобны морю..." "О Хакани, удались от служения шахам..." "Сказали как-то..." "Очень кислы плоды..." "Я в мире когда-то богатства хотел..." "Хакани, ты унижен дарами владетелей сих..." "Нет у меня самых нужных для жизни вещей..." "О Хакани, ты сокровищ земных не ищи..." "В сущности мира сего справедливости нет..." Рубайят

Нет, полно! Не буду отныне себя унижать

из-за хлеба! Я пламенем дух напитаю! Довольно страдать

из-за хлеба! И лучше я кровь свою выпью, но к скатерти

низких не сяду. Да, лучше погибнуть, чем в двери презренных

стучать из-за хлеба. Я тигром свободным родился, но пусть назовусь я собакой, Когда к падишахскому трону приближусь опять из-за хлеба. И пусть я ослепну и солнца, и звезд, и луны не увижу, Коль в поисках буду напрасных глаза напрягать из-за

хлеба. Пусть будут глаза мои ртутью, я ртутью залью свои уши, Чтоб голосу низменных духом вовек не внимать из-за хлеба! Не надо мне белого хлеба властителей с черной душою. Я лучше умру, голодая, чем душу терзать из-за хлеба! Хоть хлеб их и снега белее, но все их слова ядовиты, Их помыслы низки. Так мне ли их дружбы искать из-за

хлеба? Пастух получает лепешку... Но я эликсиром владею. Сокровища духа не буду я им продавать из-за хлеба. Неужто, как мельницу, снова пред низкими рот открывать

мне И шею, как воду в плотине открытой, пред ними сгибать

из-за хлеба? Ну что ж, если хлеба не будет, - мы живы не хлебом

единым. Ученый мыслитель не будет, как буйвол, мычать из-за хлеба. Пастись на пустынных равнинах я стану, подобно

джейранам, Но я к обладателям хлеба не буду взывать из-за хлеба. Пусть лучше язык мой отсохнет, но хлеба еще не

попросит, Ужель уншкенье обиды опять испытать из-за хлеба? Был изгнан Адам из Эдема за зернышко райской пшеницы. Достоинство вынужден был я свое потерять из-за хлеба. Был праотец изгнан из рая. Я заживо ввергнут в геенну. Без хлеба голодною смертью мне здесь умирать - из-за

хлеба. О боже! Ты знаешь о муках моих и о муках Адама! Ты сам прогневись на пшеницу, чтоб нам не страдать из-за

хлеба. И долго ль еще в этом мире рукою бесчестной и низкой Красу человечества будут терзать, убивать из-за хлеба? Открой мне, судьба-негодяйка, причину такого гоненья? Отколь на вратах моей жизни мучений печать из-за хлеба? Иль ангел довольствия в небе сам вычеркнул "хлеб" в моей

доле, Чтоб тайную промысла волю сумел я понять из-за хлеба? Внемли, Хакани! Ведь в конюшне одной - Униженье

с Почетом. Так стоит ли на Униженье тебе разъезжать из-за хлеба? О хлебе своем у аллаха проси, сотворенный аллахом! Тебе ли свое первородство во прахе топтать из-за хлеба!

* * *

И снова в сердце у меня проснулась старая печаль. Несчастье новое пришло, грудь уязвило мне, как сталь. Я лихорадкою объят, горю в мучительном огне. Но чашу яда, не бальзам, судьба моя подносит мне. Взгляни, как ослабел огонь у догорающей свечи. Так я сгораю, как свеча, от жгучих слез в моей ночи. Как искривляется свеча и тает в собственном огне, Так искривила спину скорбь испепеляющая мне. Увы, не собран мой посев, жнеца созревший колос ждет. Но не собрать мне урожай, и пламя смерти все пожрет. Укоры поздние друзей - нет горшего на свете зла... А эта весть не из Ганджи, а с родины моей пришла. Жар лихорадки, что ни ночь, жестоко потрясал Ганджу. И, разрывая стоном грудь, от лихорадки я дрожу. Услышав стон мой, муэдзин сказал: "Беды не миновать! И, кажется, грозит Гандже землетрясение опять". Злопамятен горбатый свод, в его природе месть и зло, Но почему скорбей и слез на долю столько мне пошло? Вот пролил вновь живую кровь, не зная жалости,

кинжал, За зло в награду у него на рукояти блещет лал. Бьет лихорадка Хакани, он мучится в огне беды, Но ведь зато в его словах есть свойство и живой воды.

* * *

Богатствами наделены и славой низкие в наш век, И торжествует на земле во зле погрязший человек. Да, этот мир - не навсегда, печали наша жизнь полна. А если в жизни радость есть - то низким выпала она. Ты, мудрый, удались от них и от пути их отойди! Здесь лишь презренные идут и низменные впереди. Достойным людям плохо здесь, достойный бедам обречен. Жесток несправедливый мир. Всегда таков его закон. От низких ты не жди добра, добра в их темном сердце нет, А сделать захотят добро - то причиняют только вред. Взгляни: открытый взгляд их прям и честен, но душа темна; И то - их двойственная суть, подобна зеркалу она. Сокровища в руках невежд, мудрец же голоден и бос, И скатерть щедрая Исы во власти разъяренных ос. Стыдись, имущий власть! Жена, как хочет, волю гнет твою! Великим низкий - господин, диктует волю им свою. Будь весел, смейся, Хакани, веселье в сердце сохрани! Пусть торжествуют здесь они - ты в день Суда на них

взгляни! * * *

Я страданье свое не отдам за бальзам, За цветенье здоровья его не отдам. Я обласкан, утешен страданьем моим Этот горький бальзам поднесу ли к устам? На базаре ты радость свою продаешь Я за жемчуг страданье свое не продам. Где душа, что усладою горя живет? Лишь ее предпочту я счастливым сердцам. Эту тайну, как пенье свирели своей, Я на свете ничьим не доверю ушам. И теперь я - свирель, потерявшая звук, Только взглядов язык и остался глазам. Я - свирель, но хочу оставаться немым, И внимать моей песне и тайне - не вам. Весь я в небытии, в нем - росток бытия, И его я в обмен лишь за вечность отдам. Не отдам я кинжал искупленья скорбен За фиал, что когда-то пригубливал Джам. Яд кинжала я выпью, как чашу услад, Я его не отдам ни друзьям, ни врагам. Я чалму променял на чадру, а ее Не отдам за парчу, что надел бы Адам. Тот убор, что Бахраму владыка послал, За высокий твой шлем не отдам я, Рустам! Это рубище скорби на теле моем Предпочел я узорным стоцветным шелкам. День один, мне возлюбленной данный моей, Уступлю ли я миру, шести его дням? Нет, я больше не стану султану служить, Свой покой не отдам я обоим мирам! Как собака из Кахфа душа Хакани, И ее не получит презренный Балам. Не отдам я бесчестным иголку Исы, Не продам я им пряжи льняной Мариам.

* * *

Я глинногубый, землеликий, тяжелый, с каменной душой. Дана мне глиняная чаша с кипящей огненной водой. Мне золотой не нужно чаши, и ты мне не давай ее, Налей мне в глиняную чашу, я поцелую край ее. Из чаши глиняной тяжелой пить буду красное вино, Я сам из глины, и не нужно мне в чаше золотой оно. Глубокодонную, как море, подайте чашу для меня! Мне раковиною Зардушта в душе не погасить огня. Друзья мои, я вам откроюсь, мне опостылел этот гнет, Но всяк из вас меня недаром благожелательным зовет. Ни раковина не подходит, ни филигранный мне бокал, Я чаши глиняной возжаждал, свободы духа я взалкал. Я море выпил, и, как море, душа моя опьянена, Мне эта маленькая чаша из перламутра не нужна. Я выпил глиняную чашу, и от корней моих волос Дыханье роз и базилика, земли дыханье разлилось. Пусть все вокруг меня сегодня из перламутра будут пить. Акула я, меня из утлой ракушки их не напоить. Эй, кравчий, ты джейран сребристый, ты бык Джамшида

золотой! Ты кровью зайцев змей Заххака поить задумал и водой? Нет, золотой мой бык, пусть пламя таится чистое в вине, Сам погляди - я крепок телом и сердце львиное во мне. Пусть будет ныне самарийцам глава златая отдана, В моей же чаше - влага Хызра, Мусы пылает купина. Как глиняная чаша, были моей рукой возведены Вот эти, где сижу я гостем, четыре глиняных стены. Есть у меня сосуд железный, что прежде мне служил

всегда, Был верен мне сосуд железный в годину бедствий и труда. Но пить из глиняной широкой я чаши ныне захотел, Как перстни, глиняных кувшинов на пальцы ушки я надел. Кто пьет вино - не знает жажды. А я - я чистый жемчуг

пью

*

И как же мне, друзья, сегодня на жажду сетовать мою? Но как такую тяжесть горя в душе крылатой мне носить? Я сколько чаш ни подымаю, все горе мне не облегчить. И молвил глиняной я чаше и темно-красному вину: "О если бы вы мне вернули блаженство, мир и тишину!" Ответьте мне, вино и чаша, откуда вы! Не знаю я. Чем больше пью я, тем сильнее кипит во мне печаль моя! "Увы, я прах Парвиза!" - чаша, заплакав, отвечала мне. "Увы, я тоже было кровью царя!" - вино сказало мне. Не удивительно, что душу вино не радует мою, Коль из парвпзовой скудели я кровь живую мира пью. А я ведь Хакани, но как же таким невеждой мог я стать, Чтобы в крови царей умерших живую мощь себе искать?

О ЗАТОЧЕНИИ

Был Хакани с родными разлучен И в дом с одною дверью заключен. Но в этой яме жить ему нельзя, И выйти из нее не может он. Он, как паук, сидит в своем углу, Как муравей за камнем затаен. Замок снаружи и суровый страж. И узник в безнадежность погружен. Он проливает слезы, как Джейхун, Он самаркандским вздохом опален. Отсюда выход только в небеса. Глухие стены с четырех сторон. На воле связан был его язык, А здесь он сердцем к богу устремлен. Но все ж, покамест он томится здесь, Он от толпы презренных удален. Не думай о блаженстве, Хаканп! Ты и надежд на радости лишен.