История инквизиции - А. Мейкок

А. Л. Мейкок

История инквизиции

Вступительное слово

Настоящее исследование средневековой инквизиции не претендует ни на всесторонность, ни на оригинальность. Да, это именно исследование, а не история инквизиции, исследование определенной проблемы – средневековой ереси и средств борьбы с нею. Средневековая ересь обладала двойственной натурой – в этом ее интерес и важность. Членство в еретической секте считалось преступлением в глазах государства и грехом в глазах Церкви. В результате этого, с одной стороны, появилось множество светских законов, предписывающих карать ересь смертной казнью, а с другой – возник церковный трибунал, названный инквизицией, целью которого было определять, что такое ересь и кто такие еретики. Инквизиции принадлежала принудительная власть, и законное наказание могло быть исполнено лишь в том случае, если оно было санкционировано ею.

Кроме того, мы должны признать аналогичную двойственность и самого ведомства инквизиции. Сначала суды инквизиции были призваны исправлять еретиков, а не накладывать на них наказание. Их целью было примирять, а не карать. К примеру, заключение в тюрьму теоретически было, скорее, епитимьей, чем наказанием. Однако если обвиняемый упорно отказывался отречься от своих убеждений или не желал примириться с Церковью, то инквизитору оставалось только одно: лишить нераскаявшегося грешника покровительства Церкви и передать его в руки светских властей, дабы те наказали его как преступника. Разумеется, подобные вещи вызывают множество вопросов и навевают на определенные размышления. Настоящее исследование – это попытка взглянуть на инквизицию в свете тех времен, уразуметь, какие силы привели к ее установлению, обсудить некоторые ее методы и приемы, а также рассмотреть в самом широком спектре деятельность инквизиции в первые полтора века ее существования.

Мы так привыкли к тому, что слова «Церковь» и «государство» относятся к совершенно разным общественным институтам, что поначалу у нас возникли определенные трудности с постижением средневековой позиции. Потому что в Средние века Церковь и государство были просто разными составляющими единого общества – христианского содружества.

«Человечество – это одно «мистическое тело»;…всеобъемлющее объединение, стоящее в основе того всеобщего царства, духовного и светского, которое можно назвать всеобщей Церковью, или в равной степени содружеством человеческой расы… Если бы человечество было единственным или если бы существовало единственное государство, включающее в себя весь род человеческий, то это государство было бы ничем иным, как Церковью, основанной самим Господом Богом».[1]

Эта концепция определенно выведена из утверждения, что в Средние века крещение было непременным элементом истинного гражданства. Таким образом, отлучение от Церкви вело за собой потерю гражданства и всех гражданских прав. Доктор Фиггис видит в замечании Филиппа II, утверждавшего, что он лучше вообще откажется от власти, чем будет править еретиками, точное выражение средневекового принципа человеком, который все еще в него верил.

Но тем не менее мы должны настороженно относиться к часто повторяемому заявлению, что инквизиция была исключительно преступным судом, завязшим в политических интригах и служившим политикам. Мы также должны признать существование тесной связи между светскими и церковными аспектами ереси. Интересы Церкви и государства совпадали в то время. Надо разобраться в важности этого утверждения для того, чтобы лучше понять предмет нашего исследования. Разумеется, читатель может счесть, что в данной работе этому уделяется слишком много внимания, в результате чего другие, не менее важные вещи, были упомянуты лишь вскользь. В ответ на это автор может лишь сослаться на подзаголовок данной книги. Он никогда не утверждал, что пишет учебник по истории средневековой инквизиции. Автор, скорее, пытался пристально рассмотреть один-два вопроса, которым, по его мнению, прежде не уделялось должного внимания. Инквизиция – одно из наиболее интересных явлений в истории. Автор попытался сделать его не только интересным, но и понятным.

Первые четыре главы – это расширенные варианты очерков, напечатанных в журнале «Девятнадцатый век и дальше» в августе и сентябре 1925 года. Автор благодарит издателя этого журнала за разрешение перепечатать очерки в их настоящем виде.

А. Л. М.

Июнь, 1926

Предисловие

Добрая английская традиция, приверженцами которой мы стали не столько благодаря историческим книгам, сколько благодаря не слишком умным детским романам, научила нас бояться и ненавидеть инквизицию. Забыв о разделяющих нас трех веках, мы воображали, что этот общественный институт возник для того, чтобы противостоять героическому протестантизму Лютера; мы считали, что само слово «инквизиция» – это вежливый эвфемизм, к которому прибегают, чтобы, не говорить прямо о дыбе и тисках для сжимания пальцев; в наших глазах те, кто служил инквизиции, были прототипами Великого инквизитора из романа «Гондольеры», который объясняет, что старая няня находится в камере пыток, но тактично добавляет при этом, что «с нею все в порядке, ей принесли все газеты с иллюстрациями». Недавно такие авторы-некатолики, как мистер Турбервиль и мистер Никерсон, попытались более точно и справедливо объяснить читающей публике, что же представлял из себя этот ужасный суд. История инквизиции, ее размах, причины ее возникновения – все это можно найти в их трудах. Публика постепенно начинает постигать, что инквизиция не только не была создана для того, чтобы противостоять Реформации, а уже почти устарела ко времени ее возникновения и даже успела пережить свой расцвет (можно даже сказать – выжила), столкнувшись с уникальными условиями XVI века.

Хорошо бы какому-нибудь автору в Англии попытаться, как пытается в этой книге мистер Мейкок, исправить наши старые, зачастую преувеличенные понятия об инквизиции, проведя беспристрастное исследование ранней поры ее существования.

Автор-католик не стал бы писать об инквизиции, как о деле прошлом, потому что она существует до сих пор. Правда, сегодня она использует только духовное оружие, ее функции сводятся к функциям духовного тела; она посягает на свободу людей не больше, чем Арчский суд.[2] Следовательно, автор-католик должен указать, что этот общественный институт развивается вот уже несколько веков, что его нельзя считать изолированным явлением определенного исторического периода. Он должен четко отличать его истинные характеристики от мимолетных, его невольные допущения от его осознанных целей. Он должен рассматривать его как часть общего целого.

Неприязнь, испытываемую средним англичанином к инквизиции, можно выразить несколькими нравоучительными высказываниями, которые можно свести к следующим:

1. Церковь не должна ставить во главу угла некую догму, отступление от которой расценивается как ересь и становится причиной отлучения от Церкви.

2. Еще более недопустимо подкреплять духовное наказание отречением от Церкви любым светским наказанием, штрафами, заключением под стражу и т. д.

3. Особенно недопустимо придерживаться той точки зрения, что нарушение этой догмы – настолько серьезный проступок, что он может караться смертной казнью.

4. Ни один суд – ни церковный, ни светский – не может применять пытки.

Если разобраться, чем в общих чертах вызвана неприязнь к инквизиции, то сразу можно заметить, что причины недовольства стоят на разных уровнях. Утверждение 1 не примет ни один католик любой эпохи. Утверждение 4, с моей точки зрения, в наши дни принимает большинство католиков, равно как и не католиков. Но неверно было бы говорить, что пытки в наши дни вообще не применяются в цивилизованных странах. Нельзя забывать о допросах третьей степени, то есть с применением пыток. Несмотря на это, в современном мире популярна точка зрения, согласно которой физические пытки ни в каком случае нельзя применять для установления истины. Утверждения 2 и 3 более спорны, одной фразой их не опровергнуть.

Однако историческая перспектива четырех утверждений довольно интересна. Номер один – мечта журналистов, не имеющая, по сути, применения, – это измышление нашего века. Утверждение 2 было нехотя признано в начале прошлого века, когда католики обрели независимость. Доказательством тому, как это было нелегко, могут послужить мятежи Гордона. Утверждение 3 обрело силу в XVIII веке, когда суды присяжных отказывались выносить обвинительные приговоры по законам против папистов и нонконформистов и когда были отменены суды над ведьмами. Утверждение 4 было признано в XVII веке, точнее, в 1640 году. В долгие годы правления королевы Бесс, когда зародились унаследованные нами предрассудки против инквизиции, об этих четырех утверждениях не слыхал никто – ни католики, ни протестанты.