Космический капкан - Андрей Егоров

Евгений ГАРКУШЕВ, Андрей ЕГОРОВ

КОСМИЧЕСКИЙ КАПКАН

Преступники проявляют более хитрости, чем ума, они отличаются крайним легкомыслием, неустойчивостью в мыслях и в особенности полной непредусмотрительностью, между ними много слабоумных, психически недомогающих, эпилептиков, они крайне рано привыкают курить. Преступники имеют свой особый язык, свой словарь (Argot), метафорический способ выражения; они имеют свой особый почерк, у них существует отдельная литература, в особенности поэзия; особый характер художественных произведений. В нравственном отношении они проявляют крайнюю жестокость, причиняя своим жертвам ненужные и страшные мучения, не чувствуя раскаяния и свидетельствуя тем о полном отсутствии у них нравственного чувства; вместе с тем они крайне тщеславны, мелочны, суеверны и набожны, трусливы, ленивы и мстительны, склонны к пьянству, разврату, картежной игре.

ГЛАВА 1

Смыться из Мамбасу

Все началось с мелкой хвостатой твари, которую и кошкой не назовешь. Кошек Глеб Жмых любил, как родных, а эта мелкая грымза, похоже, была взбесившейся механической куклой. Из тех, что можно купить на рынке дроидов в Мамбасу-горб, трущобном столичном пригороде, рублей за десять-пятнадцать. Начинка у тамошних кукол обычно выгоревшая, и чинить их бесполезно – дороже обойдется. Проше взять новую, а старую сбыть по дешевке тем же мамбу-спекулянтам.

Глеб шел по улице, мимо раскидистых пальм и низкорослых мангровых деревьев, потирал руки и посмеивался, размышляя, как здорово проведет сегодняшний вечер. Солнце уплывало за широкий горный массив на востоке, в кармане пиджака похрустывали две тугие пачки сторублевых купюр. День удался на славу, а, значит, вечер будет наполнен разнообразными развлечениями. Хорошая выпивка, пьянящие колоски, казино до утра и, конечно, женщины – их нежной ласки Глебу так недоставало целых две недели!

Жмых сунул руку в карман, тронул денежки, удовлетворенно хмыкнул.

В прежние времена, когда электронные платежи только входили в обиход, некоторые наивные граждане полагали, что бумажные векселя, пластиковые и хлопковые деньги, золотые, серебряные, палладиевые, медные и алюминиевые монеты – все эти прекрасные творения человеческого разума и человеческих рук отомрут за ненадобностью. Но вышло иначе. Ведь карточка, открывающая путь к электронному счету, закрывает путь к свободе: любой электронный платеж контролируется государством. Подобное положение вещей выгодно только директору налоговой службы и его доверенным лицам, но никак не рядовым гражданам Межпланетного братства.

Наличные деньги не спешили уходить в небытие. Стало быть, и ремеслу Глеба в ближайшее время забвение тоже не грозило.

Больше всего на свете Глеб любил деньги. А еще ему нравились драгоценные камни, желтый и белый металл и прочие ценности отнюдь не духовного характера. Поскольку наследства Жмых не получил, да и вообще никогда не видел своих настоящих родителей, а от приемных сбежал, прихватив драгоценности суррогатной мамаши, любовь к деньгам он удовлетворял единственным доступным ему способом – вооруженными ограблениями. Не брезговал и мелкими кражами.

Вором при этом он себя не считал. Ни в коем случае. Воры – это мелко и пошло, и вообще малоэстетично. Но проводить экспроприации у зажравшихся горожан Мамбасу – совсем другое дело. Удаление лишней жировой прослойки идет богатеям только на пользу.

За долгие годы бурной профессиональной деятельности у Глеба сформировалась целая теория, служившая отличным оправданием его преступному промыслу. Забирая у толстосумов нажитые ими материальные ценности, он, таким образом, стимулирует их активность, не дает удовлетвориться достигнутым, закоснеть. Ведь если денег у богача станет больше, чем он может потратить, ему решительно не к чему будет стремиться. Или того хуже, заболеет толстосум «хомячьей болезнью» – складывать денежки в сейф или копить их на счету в банке, все урезая и урезая свои траты – и в конце концов умрет от недоедания…

– Опа, – крякнул Жмых и прибавил шагу: неподалеку замаячило кое-что интересное.

У любого джентльмена, полагающегося в своих делах на счастливый фарт, имеются верные приметы и обычаи, которым обязательно надо следовать, если хочешь остаться в деле надолго. Поэтому мимо палевой кошечки, вцепившейся когтями в сухую ветку мамбасуанской акации, Глеб просто не мог пройти равнодушно. Согласно его представлениям о счастливом случае, всякую одинокую киску необходимо поймать, отнести в ресторан, заказать двойной бурбон себе и блюдечко молока для пушистой подружки. Тогда в ближайшее время жди от жизни чего-нибудь хорошего.

– Кис-кис-кис, – позвал Глеб. Вкрадчиво позвал. Даже нежно.

Но кошка и головы не повернула. Смотрела перед собой не мигая и не шевелилась. Испугалась чего-то? Хотя чего ей, казалось бы, бояться? До земли – два метра, с такой высоты и человек спрыгнет. А кошка – и подавно.

– Прыгай! – пригласил Глеб, подставляя руки.

Настойчивые призывы человека кошка проигнорировала, продолжая пялиться в пустоту с самым маловыразительным видом.

«Словно какой-нибудь высоколобый философ, погруженный в себя, – удивился Глеб, – можно подумать, она занята поисками смысла жизни».

– А ну-ка, – буркнул Жмых, – иди сюда, животное, и поскорее!

«Наверное, не стоило стрелять в кассиршу Мамба-банка из газовой волыны, – он помрачнел. – Теперь от меня разит газом, и зверек боится незнакомого запаха».

Кошка наконец пошевелилась, медленно повернула голову и посмотрела на человека, который тянул к ней руки, приговаривая «у-тю-тю, моя родная», как показалось Глебу, с презрением.

– Я тебя все равно достану! – прошептал он. – И напою молоком, даже если придется тащить тебя вместе с деревом и тыкать мордой в блюдце! Ты попьешь молочка, не будь я Глеб Жмых!

К счастью, прохожих вокруг не наблюдалось. Время от полудня до вечера в Мамбасу самое жаркое – простые обыватели сидят по домам и потягивают имбирное пиво. Только джентльмены удачи, вроде Глеба, решительным шагом входят в кондиционированные помещения банков и магазинов, избавляют служащих от лишней наличности и скрываются в адском пекле раскаленных городских кварталов.

– Я помогу тебе, киса! – сменил Жмых гнев на милость, снял белоснежный пиджак и повесил его на сухой сучок акации.

«Влезу на это пыльное дерево и сниму ее, – решил он. – Потом мы пойдем в лучший ресторан. В конце концов, я заработал сегодня двадцать тысяч. Редкая удача, что в банке оказалось столько наличности! А еще – некоторые приятные мелочи, вроде сережек кассирши, которые можно продать за тридцатку. Никак не меньше».

Кошка повернула голову и пискнула:

– Мяу!

Голос у нее оказался хриплым, как у старого пьяницы.

«Болеет она, что ли? – удивился Глеб. – Ну, ничего, блюдечко теплого молока пойдет бедняжке на пользу!»

Пусть ему придется испачкать белые брюки, – на них все равно налипло грязи, когда он перелезал через забор в переулке за Мамба-банком, – но кошку он достанет!

Глеб подпрыгнул, ухватился за сук, подтянулся. Рывок, и он уселся на ветку верхом. На стволе мамбасуанской акации, конечно, нашлась мерзкая колючка, которая порвала брючину и впилась в беззащитную ляжку.

– Ексель-моксель! – выругался Жмых, сплюнул вниз и с самым сердитым видом уставился на кошку: – Ничего, упрямая моя, сейчас я тебя достану!Тихо, тихо, моя хорошая! Пушистая моя!

Глеб потянулся за зверьком, но глупая тварь, не понимая, что спасение близко, полезла от него по ветке, похрюкивая гадким тенорком.

– Стой, неблагодарная! Стой!

Жмых попытался схватить неразумное животное, но кошка отпрыгнула, полоснула его когтями по пальцам и с шипением, напоминающим звук проколотой камеры, сиганула с дерева, в полете она неловко изогнулась, приземлилась на раскоряченные лапки метрах в десяти от акации и заковыляла прочь.

Глеб провожал кошку сердитым взглядом, пока она не скрылась в ближайшем дворике. И заорал вслед, чуть не плача:

– Наша компания им не подходит! Нет! Мы предпочитаем общество старух, роющихся в помойках! Скотина ты полосатая! И больше никто!

Не видать мне в ближайшее время счастливого фарта, понял Жмых. Он критически оглядел себя. Ну и видок! Брюки порваны, рубашка из лемурийского шелка, купленная аж за десять рублей, безнадежно испачкана. Да еще саднят расцарапанные о колючки акации пальцы.

Он поглядел вниз, выбирая место, куда можно спрыгнуть. И едва не вскрикнул от неожиданности. Полосатая грымза не только не принесла ему даже малую толику удачи, но совсем напротив – навлекла неприятности.

Под деревом, рядом с его пиджаком, стоял толстый полицейский с угольно-черной физиономией. Под форменной курткой обрисовывался толстый живот. Настроен страж порядка был самым решительным образом. Он эффектно постукивал по ладони электродубинкой и хмурил брови. Радовало, что парализатор болтался у него на боку. Значит, ориентировка на грабителя банка в Центральное полицейское управление Мамбасу пока не поступала.