Дача - Рустам Ибрагимбеков

Ибрагимбеков Рустам

Дача

Рустам Ибрагимбеков

ДАЧА

Надо было к восьми утра приехать в Маштаги, нанять там каменщика и отвезти его на дачу в Бильгя.

"Ну почему именно я должен это делать, - думал он, натягивая на себя брюки, - и вообще, кому это нужно?!"

Ему было тридцать лет; к понедельнику он должен был закончить статью о возможностях применения некоторых методов теории устойчивости в системах экономико-административного управления; за последние годы он и гвоздя не прибил в своей холостяцкой квартире, поэтому необходимость ехать за мастером в Маштаги, а потом с ним на дачу, чтобы покрыть крышей дом матери, раздражала его своей несправедливостью.

Мать, административный работник с техническим образованием и пенсионер по инвалидности (у нее болело сердце и что-то не ладилось с ногами), полная женщина с одышкой, решила вдруг, что ей необходим "клочок земли", который она будет сама возделывать. Никогда раньше она не испытывала тяги к земле, энергичный и деловой человек, она уверенно несла на себе груз хозяйственных забот любого учреждения, в которое ее забрасывала служба, и ни на что другое у нее никогда не было времени.

И вдруг, однажды заявив о своем решении, она взялась за его осуществление с таким упорством, будто вынашивала это решение всю жизнь. Надо отдать ей должное, она и своих сыновей сумела увлечь первое время. Они еще жили тогда все вместе в старой квартире по 4-й Параллельной, старой милой квартире с окном на покрытую потрескавшимся киром крышу соседнего дома, скрипучим деревянным балконом, пианино "Мюльбах" и большой, во всю стену длинного коридора, политической картой мира. Ему тогда было двадцать семь, а старшему брату - довольно известному врачу-урологу - тридцать.

Мать пришла домой взволнованная и решительная, села на деревянный сундук под картой мира и, не отдышавшись, прерывая рассказ острым бронхиальным кашлем, сообщила им о своем намерении строить дачу.

В течение нескольких недель, пока она выбивала в дачном тресте участок, разговор о даче - "уютном беленьком доме с верандой и виноградником вокруг" возникал в их семье каждый день. По утрам, перед тем как разбежаться по своим делам, и вечерами, после обеда, они с удовольствием делились соображениями о доме на берегу моря. Мать рассказывала в подробностях о строительстве дома, о колодце, который придется вырыть и снабдить мотором, о цыплятах, для которых надо будет построить курятник. Они разрабатывали и уточняли проект дома и мечтали о том, как будут приезжать в жаркий летний день, съедать по цыпленку и, торопливо раздевшись, бежать к морю. Но когда пришло лето, выяснилось вдруг, что строительство дачи - совершенно утопическая для их семьи затея. Оказалось, что они сильно преувеличивали свои возможности, кроме того, что они многое не знали и не умели, никто из них, кроме матери, не мог найти достаточного времени для работы на даче, каждого отвлекали свои дела. Первым "вышел из игры" старший брат. Произошло это, когда на участок была привезена большая часть камня и цемента.

Грузовик, на которомїї привезлиїї очереднуюїї партиюїї камня-кубика, застрял в песке, метрах в трехстах от участка. После нескольких часов возни под одуряюще палящим солнцем его удалось вытащить; потом без перерыва, чтобы успеть до ночи, перетаскивали к строящемуся дому кубик. Каждый брал по два камня, больше было невозможно, и, обливаясь потом, тащил их по раскаленному, засасывающему ноги песку. Мать, страдающая одышкой и сердечной недостаточностью, тоже принимала участие в работе. Ее сил хватило на один камень, передвигалась она медленно, с частыми остановками, но никто на свете не смог бы заставить ее выпустить из рук этот камень. Временами она опускалась на песок и, откинувшись, тяжело и хрипло дышала. Именно в этот день старший брат заявил о том, что в ближайшие несколько недель он будет очень занят своими диссертационными делами и приезжать на дачу не сможет.

Ночью мать плакала - он и отец лежали в нескольких метрах от нее и слышали приглушенные одеялом всхлипывания, - но утром она молча, ни слова не говоря, подняла два камня и понесла на участок...

А на следующий день мать наняла старика каменщика из местных жителей и начала строить. Двенадцатилетний внук старика на маленьком седом ослике подвозил камень-кубик и воду, она месила раствор, каменщик занимался кладкой, а отец - философ по профессии - готовил для них пищу. Иного участия в работе отец не принимал - не позволяли ни склад ума, ни здоровье.

Прерывающееся то из-за отсутствия денег, то из-за нехватки материала, но еще более изнурительное и долгое из-за плохих подъездных путей строительство дачи подвигалось медленно. За два лета матери удалось обнести участок оградой вырыть колодец, в котором за день накапливалось несколько ведер воды, и поднять стены...

И теперь надо было к восьми утра поехать в Маштаги, взять мастера и отвезти его крыть крышу...

Он (в честь покойного деда его назвали Мансуром) натянул брюки, подошел к письменному столу и прочитал последнюю сочиненную вчера фразу статьи, которую обязательно надо было кончить к понедельнику. Фраза ему не очень понравилась. "Ну почему именно я?" - опять подумал он с тоской и посмотрел на часы. Было около семи. На бритье осталось десять минут.

Он принес из ванной ручное зеркальце, сел у окна и, 'прежде чем включить электробритву в сеть, в который уже раз дал себе слово завтра же купить настенное зеркало.

Побрившись, Мансур позвонил старшему брату - тот еще спал, конечно, - и попросил подождать его до двух часов.

- Я только отвезу туда мастера и - назад. Мне тоже все это осточертело... - Мансур рассказал брату о положении дел на даче и согласился, что мать с ее здоровьем не сможет жить там одна, а на отца надежда плохая, - если уж он попадет в город, то раньше, чем через неделю, на дачу его не вернешь.

- Совершенно бессмысленная трата сил и времени, - сказал брат в конце. Столько мучений из-за этой дачи, а в результате ей нельзя будет там жить...

Мансур повесил трубку и подумал о том, что брат счастливчик, все ему сходит с рук. Даже после трго, как он сбежал с дачи, мать очень быстро восстановила с ним хорошие отношения, и теперь он появляется на даче очень редко, где-то в конце дня на пять минут с каким-нибудь нелепым подарком, целует ее, сообщает, что безумно занят, и укатывает назад в город. Да, умеет себя поставить...

В Маштаги он поехал на автобусе - подвернулся попутный. На мастера он тоже наткнулся сразу.

Солнце пекло сбоку, прямо в ухо. Мастер трусил рядом, смешно подпрыгивая и то и дело вытряхивая песок из белых от пыли башмаков. Мансур останавливался и ждал, когда мастер сможет опять продолжать путь. Давно не стриженные ногти на короткой широкой ступне мастера были толстые и почти квадратные, цвета темной роговой оправы очков Мансура.

Мансур думал о своих делах. Ему надо было обязательно успеть в город к двум часам. Брат собирался с друзьями в гости к Саттар-заде, который уже давно обещал ему одну из последних своих работ. Брат живописью не интересовался, и необходимо было поехать с ним, чтобы там, на месте, напомнить ему си обещании Саттар-заде. Сам он никогда не вспомнит, а второй такой возможности получить работу этого художника не будет.

Мать окапывала виноградник, когда они подошли.

- А, приехали, - сказала она не очень приветливо, критически осматривая мастера, видно, опять была не в настроении.

Отец лежал под дощатым навесом, читал книгу. У него была способность читать по многу раз одну и ту же книгу, если не было под рукой других. Этот невысокий худощавый человек, во всем беспрекословно подчинявшийся матери и забывший уже о тех временах, когда он хотя бы по самому пустяковому вопросу имел собственное мнение, в одном был несгибаем - его невозможно было заставить здесь работать. Единственно, что он делал, - это готовил обед и мыл посуду.

Мансур, устало охнув, опустился на одну из двух железных кроватей, стоявших под навесом; здесь, в тени навеса, он вдруг почувствовал, как утомил его переход под солнцем из Маштагов в Бильгя.

Мастер и мать уже влезли на крышу.

- Сперва положишь эти доски, - сердито объясняла мать, такая у нее была манера разговаривать с мастерами, - потом сверху толь, закрепишь его гвоздями, а потом уже покроешь цементом. Понял?

- Почему не понял, сестра? Что тут сложного, я не такие крыши делал.

- Не знаю, какие ты крыши делал раньше, но эту надо сделать хорошо.

- Сперва камень мелкий насыплю, потом уже раствор.

-- Правильно, - согласилась мать, - но смотри, не вздумай песок насыпать вместо камней. Я сама все проверю.

- Зачем песок? - удивился он.

- Знаю я вас, - сказала мать и начала слезать с крыши.

Ни один мастер не выдерживал ее больше дня. Недели три назад Мансур, приехав к вечеру, увидел, как здоровенный Геокчаев, которого он сам привез из Маштагов, стоял за домом и, подняв руки к небу, просил: "Ай, аллах, избавь меня от этой женщины!"