Месть женщины - Чингиз Абдуллаев

Чингиз Абдуллаев

Месть женщины

Как бы плохо мужчины ни думали о женщинах, любая женщина думает о них еще хуже.

1

В этот день ее вызвал сам Чернов. После событий января девяносто первого года и ухода в отставку генерала Маркова именно генерал Чернов, бывший прежде его заместителем, стал руководителем специальной группы «Кларисса». И именно он теперь вызвал к себе одного из лучших сотрудников группы — полковника Марину Чернышеву.

Несмотря на свой возраст, — ей шел уже сорок второй год, — женщина по-прежнему сохранила свою удивительную фигуру и красоту, не только не стертую годами, наоборот, обретающую внутреннее очарование, передаваемое мудростью и опытом. Много лет назад, во время операции в Южной Африке, они были даже близки, Но связь длилась недолго. Они оказались слишком разными людьми. Их связывала только общая работа и способность аналитического мышления. Но если сам Чернов был больше практиком, планируя и осуществляя самые дерзкие операции Первого главного управления КГБ СССР и действуя часто не только в обход закона, но и попирая моральные нормы, то Чернышева в последние годы больше занималась аналитической работой, выполняя особые задания бывшего руководителя группы генерала Маркова.

После того, как в марте девяносто первого генерал Марков ушел на пенсию, Чернышева занималась разработкой операции в Чехословакии по закреплению бывшей агентуры КГБ в этой стране. В июле операция была практически закончена, и все старые связи были либо прерваны, либо восстановлены. И вот новый вызов к генералу.

В их группе никогда не надевали форму и каждый волен был сам выбирать стиль гражданской одежды, сообразуясь со своими вкусами и привычками. Марина любила брючные костюмы. Даже в эту летнюю жару она была в светлых широких брюках и в белой блузке, плотно облегающей ее тело. Войдя в кабинет генерала, она коротко кивнула в знак приветствия и, не дожидаясь приглашения, прошла к столу, села напротив Чернова.

— Добрый день, Марина Владимировна, — сказал, как всегда улыбаясь, Чернов. Он обращался к ней по имени-отчеству, словно подчеркивая ее возраст и забывая о том, что они когда-то были близки.

— Добрый день, Сергей Валентинович, — она отвечала таким же образом, подчеркивая еще более почетный возраст самого Чернова, которому было уже за пятьдесят.

— Ваша работа по пражскому направлению заслуживает всяческого поощрения, — отметил генерал, — я докладывал о вас самому Шебаршину. Он хочет с вами встретиться. Надеюсь, вы не имеете ничего против?

Сарказм в его словах был понятен. Генерал-лейтенант Леонид Шебаршин вот уже два года возглавлял советскую разведку. Именно ему фактически подчинялась группа «Кларисса», о существовании которой не знали даже многие высокопоставленные офицеры ЛГУ КГБ СССР.

Сотрудники «Клариссы», кроме самого руководителя группы, почти никогда не появлялись в Ясенево, где находился основной центр руководства советской разведки. Они существовали автономно, словно отдельный остров в бушующем океане спецслужб.

— Что-нибудь случилось? — спросила Чернышева.

— Это связано с Прагой, — кивнул Чернов, — вы ведь так и не смогли выйти на «Кучера»?

— Я вам докладывала, — недовольно нахмурилась Чернышева. — «Кучер» был резидентом Чехословакии в ФРГ. После пражской «бархатной революции» и объединения Германии он замолчал. Настоящая фамилия этого человека Флосман, но в Мюнхене он был известен под фамилией Балика.

— Я все помню. Но вам так и не удалось найти этого Флосмана-Балика. Подозреваю, что именно из-за него Шебаршин и хочет с вами увидеться.

— Мы нашли всех. Установлены все остальные, — сказала Чернышева, вспоминая: — Заградка, Ступка, Капек, Здражил. Всех, кроме Флосмана. Он исчез в Мюнхене и, несмотря на все наши попытки его обнаружить, мы не смогли его найти. Подозреваю, что он просто сбежал. Или уехал в какую-либо другую страну. В Прагу он не вернулся.

— Во всяком случае, у меня спрашивали именно о нем, — сказал Чернов, — поэтому через час мы должны быть в Ясенево. Выезжаем через двадцать минут. Надеюсь, все дело вы помните достаточно хорошо.

Она поморщилась. Этот ернический тон Чернова ей не нравился. А он вдруг, серьезно посмотрев на нее, сказал совсем другим тоном.

— Хорошо выглядишь, Марина.

— Стараюсь. Пока еще нравлюсь мужчинам.

— Я это по себе чувствую. Всегда спрашиваю себя, почему у нас так ничего и не вышло?

— Не знаю. Наверное, не судьба.

— Какая судьба, — отмахнулся он, — просто ты никогда ко мне особенно хорошо и не относилась. Я это всегда чувствовал.

— Неправда, — возразила она, — я всегда ценила тебя как лучшего среди нас профессионала. Ну, может, второго, после Маркова. Ты и был лучшим. Но…

— Вот именно — но. У тебя в запасе всегда было «но».

— Это зависело не только от меня. Если хочешь откровенно, я тебе скажу. У тебя раздвоение личности. Когда ты попадаешь за рубеж, то сразу превращаешься в осторожного, умного, заботливого, надежного партнера. Я ведь помню, как ты работал со мной в Родезии и в Чили. А когда возвращаемся домой… Тебя словно подменяют. И ты теряешь всякий контроль. Даже в постели ты совсем другой. Извини. Я не хотела тебя обижать.

— Другой — это хорошо или плохо?

— Плохо. Здесь ты более черствый, более равнодушный, более жестокий. Все то, что тебе удается подавлять там, ясно проявляется здесь. Я не хотела этого разговора, ты сам первый начал.

Он взглянул на часы.

— Машина уже здесь, — кивнул женщине, словно давая понять, что разговор закончен. — Поедем, Марина Владимировна, а то мы можем опоздать. Вам пятнадцать минут на сборы хватит?

— Хватит, — она поднялась и вышла из комнаты. Он проводил ее мрачным взглядом и вздохнул.

Ровно через пятнадцать минут она ему позвонила. Он невольно взглянул на часы и улыбнулся, довольный: она была потрясающе точна. Еще через пять минут они выехала в Ясенево. В дороге почти все время молчали, словно все главное уже было сказано там, в кабинете. Или, может, просто не хотели говорить при постороннем — водителе.

Когда они уже подъезжали к воротам, Чернов достал из кармана специальную пластиковую карточку офицера ПГУ и протянул ее Чернышевой. Сотрудники «Клариссы» не имели подобных постоянных пропусков в Ясенево. Они просто не могли попасть в список офицеров, допущенных к работе с особо секретными документами.

После соответствующей проверки уже через несколько минут они были в кабинете начальника ПГУ. Здесь посетителей никогда не заставляли ждать в приемной. Назначалось точное время приема, чтобы одни приглашенные не встретились с другими. В этих кабинетах умели ценить собственное время и время своих сотрудников.

Несколько лет спустя о последнем руководителе советской разведки — генерале Шебаршине — напишут книги и статьи, пытаясь рассказать об этом удивительном человеке. После ареста Крючкова он на один день даже возглавит КГБ. А потом, уже в сентябре, уйдет, чтобы не участвовать в развале всей системы органов государственной безопасности, которую с таким блеском осуществит его преемник. Шебаршин был профессиональным разведчиком и патриотом своей страны. Пришедшие ему на смену дилетанты с какой-то непонятной яростью уничтожали то, что составляло основу их государства, приобретая, в конечном счете, недобрую славу Герострата.

Марина впервые встречалась с новым начальником ПГУ. С генералом Черновым начальник ПГУ поздоровался за руку. Взглянул на Чернышеву и, замешкавшись на секунду, пожал руку и ей, После чего предложил садиться.

На плечи последнего начальника ПГУ выпала нелегкая миссия. Начиная с момента его назначения блок союзников стремительно сокращался. Сказывался знаменитый «принцип домино», когда вся система начинала разваливаться после падения одной из составляющих. Сначала это была Польша, где летом восемьдесят девятого президент Ярузельский пошел на первые демократические выборы. Затем пала Берлинская стена, потом последовала «бархатная революция» в Чехословакии, расстрел Чаушеску в Румынии, отстранение от власти Тодора Живкова в Болгарии. Повсюду рушились не только режимы. Одновременно Советский Союз терял стратегических союзников, базы, разведывательные центры, хорошо налаженные связи, свое влияние в странах Восточной Европы.

Этого мог не понимать слабый и безвольный Горбачев, так и не сумевший придать хоть какое-то направление своим реформам, вышедшим из-под контроля и превратившимся в хаотическое движение, сметающее на своем пути все и вся. Но это прекрасно понимали аналитики КГБ, с разочарованием и болью наблюдавшие, как рушится несложившийся старый мир. Как теряются прежние ориентиры, как уходят прежние друзья и как предаются прежние союзники. Апофеозом подобного безнравственного предательства станет выдача смертельно больного Эриха Хонеккера германскому правительству. Всю свою жизнь Хонеккер верил в дружбу Советского Союза. И даже когда во имя сохранения собственного режима он мог поступить вопреки воле руководства СССР, он не стал этого делать.