Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов - Наталья Копсова

Наталья Копсова

Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов

Посвящается моей маме

Не слишком давно из Норвегии по подозрению в шпионаже были высланы четыре российских дипломата. Норвежские средства массовой информации широко освещали и комментировали данное событие.

«Поиск истины способен изрядно позабавить».

«Большая мудрость сильно утомляет тело».

«Я первая, и я же последняя,Я – и жена, и девственница.Я счастлива в супружестве, иЯ же не замужем.Я ежечасно рожаю своего мужа,И я же сестра ему и дочь.Поклоняйтесь мне вечно, истинно и добровольно.Ибо вы на это обречены во веки веков».

В повести использованы стихи поэтов Яны Яковлевой, Веры Спасской, Александра Ускова и Анатолия Олендского.

Описанные события никогда не происходили в действительности. Любое сходство с реальными людьми и обстоятельствами – всего лишь случайное совпадение.

«Дойдя до жизни середины, я оказался в сумрачном лесу».

Пролог

Прекрасная Елена (в те минуты ей как раз о себе так подумалось) по-кошачьи комфортно возлежала в мягком белом кресле с ароматной чашечкой любимого капуччино и эскизами шикарного кольца с бриллиантами – будущего подарка от Ричарда. Ей предстояло необыкновенно приятное для женщины задание – утвердить окончательный дизайн кольца-мечты от любимейшего Вашерон Константин к их с Ричардом свадьбе.

«Любимая, как спалось?» – спросил Дир и бережно прикоснулся теплыми, как у теленка, губами к завитку темных волос на Аленином виске. Она демонстративно медленно потянулась всем телом, довольно промурлыкала малоразборчивый ответ, но красноречиво ответила нежнейшим поцелуем. «Кстати, моя секретарша Николь занимается сейчас билетами во Францию и заказала нам лучший отель в Куршавеле. Все, как ты хотела, милая!» – сказал он бодрым голосом и, удаляясь в ванную, засвистел, как мальчишка, какую-то неизвестную Алене мелодию.

От этой новости сделалось еще приятнее, и прозрачное, светлое – цвета ромашкового меда – тепло, дотоле сконцентрированное лишь в низу живота, начало мягко растекаться по всем остальным частям тела.

«Жизнь – прямо как в кино или романе!» – мелькнуло в голове, и, улыбнувшись новой хорошей мысли, она села поудобнее к столику с эскизами.

«Нет, много лучше, чем в кино!» – баюкающие мысли о предстоящей поездке мешали сосредоточиться на дизайне.

«Ну, вот и все, – легко подумалось ей. – Конец всем мытарствам и неустроенности, русско-совковской бабьей доле, изнурительной работе на износ, экономии на колготках, платежам долгов банкам-грабителям и прочей чепухе, к которой я за многие годы уже притерпелась. Коне-е-е-ец!»

От переполняющего ее существо чувства воистину глубокого удовлетворения Алена пружинисто поднялась и подошла к огромному, до пола, стеклу окна, открывающего изумительную, сейчас будто бы простреленную прямыми яркими лучами солнца навылет панораму моря. Море казалось глазу нереально бирюзовым, словно в любовном порыве сливалось оно на горизонте с небом в виде удивительной дымки – точь-в-точь как знаменитое «сфумато» на полотнах великого Леонардо, волны же зацветали вовсе не пеной, но молочно-радужного цвета сферами, с такой высоты похожими на гигантские хризантемы. Их дом стоял на высокой скале. Ричард, он же Дир, гордо именовал его Орлиным гнездом. Обозревая оттуда беспредельную голубую даль, казалось, что ты на седьмом небе в состоянии парения и не подвластен никаким земным законам. Алене нравилось, что спальни, ванные комнаты и кухня здесь были не какими-нибудь, а абсолютно круглыми.

«Вот оно – наконец-то я на вершине! Свершилось! Смогла-таки! Ай да Алена Политова, ай да молодец! Чего еще желать-то? Вот теперь ломаю голову, какое выбрать кольцо по индивидуальному заказу… Неужели это отныне и навсегда станет самой сложной задачей в моей жизни?» – с новой и еще более сияющей улыбкой подумала она и в спонтанном танце включила «Весну» Вивальди. Именно весна расцвела в ее душе. Пьянящая, свежая и совсем по-детски наивно радостная. По всему дому поплыла удивительно легкая солнечная музыка с нежнейшими и словно смеющимися переливами многочисленных ручейков, капели и пения птиц. Лучезарная, чистая и всесокрушающая весна залила всецело своим искрящимся исцеляющим медовым бальзамом душу, дотоле столь хладную, грубую, остервенелую и заскорузлую от порядком затянувшейся внутренней зимы.

Совсем-совсем ненавязчиво и как-то вкрадчиво-стеснительно заиграл звоночек телефона. «А вот и обязательная, как будильник, Николь с заказанными билетами», – Алене льстил тот факт, что смазливая и молодая, на целых одиннадцать лет ее моложе, секретарша некогда сама имела серьезные виды на Дира и была бы не против оказаться в Орлином гнезде на правах хозяйки, однако теперь бедняжке приходится довольствоваться лишь «зубом» на более удачливую русскую.

«Хэллоу», – и в незримую даль, как птица, полетела по телефонным проводам утренняя Аленина улыбка.

«Любимая, ты?» – после почти минутной тишины полупрошептал по-русски до обморока, до синевы в глазах, до разрыва шаровой молнии в горле знакомый голос. Алена так растерялась, что на некоторое время словно бы оглохла, слыша лишь гулкие горячие удары собственного сердца в висках.

– Алле – алле… Ты куда-то пропала… Тебя совсем не слышно… Аленчик, ты меня узнала?

– Да, я узнала.

Наконец-то она справилась с собой и сумела заставить слушаться трепещущие, как флаги на ветру, губы.

– Ну, наконец-то… Ну, наконец-то вновь слышу твой глубокий, чудесный и всегда волнующий голос! Здравствуй-здравствуй, моя по-прежнему незабвенная козочка-газель. Слышал, ты все скачешь и скачешь вверх по горным тропкам, копытцами серебряными стучишь и стучишь и никогда, ни при каких условиях не сдаешься обстоятельствам!

Слова мужчины на конце провода звякали и звякали дешевыми стекляшками, так похожими на те, на которые наивные индейцы когда-то променяли свое золото, но Алена давно перестала быть наивной.

– …Не поверишь, до чего я преклоняюсь перед такими женщинами. Ты – необыкновенная, а я все эти годы в разлуке смертельно скучал по тебе, думал, что когда-нибудь…

– Что случилось, Валентин? Какие-нибудь серьезные проблемы с сыном? Опять грозят армией? Скажи уж сразу, не вытягивай душу!

Аленино тело самопроизвольно натянулось тугой струной и камертоном завибрировало на сверхвысоких частотах. «Нет, это не с армией. Там все удалось хорошо уладить еще прошлым летом», – подсказала интуиция. «Неужели же травма какая у ребенка? Да при таком безответственном отце станется…»

Будто бы играя с Аленой в некую сатанинскую игру, траурного цвета трубка – она же весь телефон – долго хранила поистине космическое безмолвие, тем не менее оглушительным звоном отдающее в барабанные перепонки. Алена испугалась не на шутку.

– Ну, в общем, как бы тебе это получше сказать…

Теперь извечно знакомый голос на другом конце зазвучал много глуше, с легкой хрипотцой и учащенным придыханием.

– Валя, прошу тебя – не тяни.

До смерти встревоженную мать уже бил озноб, и одновременно она чувствовала подползающую к горлу холодную тошноту.

– Да «наехали» на меня тут. Разорили фирму, поставили на «счетчик». И нашу бывшую квартиру в Петербурге, и квартиру моих старичков пришлось отдать этим в счет долга. А все равно на мне еще висит двести пятьдесят тысяч «зеленых» долга. Деньги большие, взять их больше неоткуда, а их последний срок истекает пятнадцатого сентября.

…Да, конечно же, долларов, не рублей же!

…Как – кто такие? Ты что же, ни газет наших не читаешь, ни Интернет?..

…Хочу сказать тебе, Гизель… Честно, за себя я не боюсь, но не потому что стал «крутым»… Просто как-то устал, надоело тут все и вообще… Иной раз жизнь так скрутит… Но за Сашеньку, за мальчика нашего, поневоле приходится опасаться. У него вся жизнь впереди… А эти бандиты без роду, без племени…

Вдруг связь с Россией резко испортилась. Трубка странно как-то забулькала, затем послышался вроде как надрывный плач младенца в сочетании с заунывным, почти инфернальным скрежетом металла по стеклу.

Я – как ножик по стеклу,Я не режу, я – колю, —

вихрем пронеслись в Аленином сознании строчки одного знакомого поэта. Теперь слабые хрипы бывшего мужа стали едва слышными, доносились как из самых последних глубин преисподней.

– Не могу больше разговаривать с заграницей; деньги кончились и связь вот-вот оборвется. Прощай, любимая! Не поминай лихом!

Черная трубка почти упала из Алениных разом помертвевших, потерявших гибкость пальцев. «Отчего же так холодно в доме? В горле першит, неужели начинается ангина, как в детстве?» – оцепенело подумала она, машинально накинула на плечи шаль и закрыла окно.