Из Магадана с любовью - Владимир Данилушкин

Владимир Данилушкин

Из Магадана с любовью

Посвящается сыну Максиму, всем, кто родился и вырос на этой земле

Родился 1 марта 1947 года во Фрунзе. Окончил факультет журналистики Уральского университета, работает по профессии 35 лет.

В студенческие годы писал стихи, они печатались в «Дне поэзии» Зап.- Сиб. издательства, в «Комсомольской правде».

Прозаиком его сделал Магадан. Рассказы и повести публиковались в журналах «Дальний Восток», «День и Ночь», альманахе «На Севере Дальнем». Автор двух книг прозы: «Сто очков вперед» Магадан. 1981 и «Чужая невеста» — Москва. «Современник», 1986.

У нашего города громкое имя. Магадан звучит как Клондайк или Одесса, однако известность его однобока и касается в основном лагерного прошлого. А ведь за шестьдесят лет в нем жило, сменяя друг друга, не менее двух миллионов человек: геологи, ученые, спортсмены, путешественники, изобретатели, художники, артисты, писатели, причем способных, талантливых — большинство. При всей отдаленности от столицы, Магадан никогда не был провинцией. Это центр своеобразной духовной жизни, культуры, искусства, новых идей, кузница кадров, плавильный котел судеб. Немало наших земляков получили широкую известность, но к сожалению, литературными героями пока не стали. Собственно о городе, горожанах, за малым исключением, литературных произведений нет. Магаданские прозаики предпочитали писать о Чукотке, Колыме.

Тем интересней сборник, который вы держите в руках, что герои входящих в него повестей и рассказов, представляют разные грани «магаданского характера», столь известного в действительности и мало отраженного в прозе.

Как ехали со всех концов страны «за туманом» и за «длинным рублем» мы, мечтатели и авантюристы, нестандартные люди, отличающиеся большой жизненной энергией, способностью с шуткой преодолевать житейские неурядицы, как ходим в гости, отдыхаем на юге и воспитываем детей, как любим близких и незнакомых людей и эту землю, которую невозможно не любить, все это читатель найдет в книге.

В заключение хочу заметить, что, быть может, одно из самых удивительных явлений последних лет, с его финансовыми трудностями и житейскими неурядицами, это то, что в Магадане продолжают работать поэты и писатели, рождаются рукописи, и нужно ли помочь им дойти до читателя, не дать растерять высокий духовный потенциал нашего удивительного города. Я был рад способствовать выходу книги прозаика Владимира Данилушкина «Из Магадана с любовью». Надеюсь, что и другие разделят со мной эту радость.

И. В. Шабалин, председатель правления банка «Магаданский»

ПОВЕСТИ

Петропалыч

Хороший человек —

Почти профессия.

Хороший — и к нему процессия.

Я запишусь, мне очень надо,

А лучше пусть приедет на дом.

Мы побеседуем за чаем,

И он помочь пообещает.

И хорошо. И я спокоен.

А он уходит по двору.

Глядят мальчишки —

Кто такой он?

Потом в него

Придумают игру.

Сокол ясный сизокрылый грянул оземь с высоты, только брызги. Облачко кровавое постояло, сгустилось, а из него я сам прыг-скок добрым молодцем, и жар по жилам зернистый — уфф.

Вот и секундный сон за всю беспокойную полетную ночь, колеса о бетонку тук-тук-рвак-чвак разбудили, зачастил секундомер в висках, а когда пропеллеры сменили направление вращения и регистр звука, кресло стало мягким и податливым — не оторваться. Наш рейс приземлился в порту Магадан, сказала девушка таким гордым тоном, что защипало в носу. Хватит прохлаждаться! — гаркнул кошмарный голос во внутреннем ухе. Я вскочил, будто опаздывал на раздачу звезд с неба, пальто запахнул и снова, как подкошенный, сполз в кресло, носом в шалевый воротник, пальцами, запекшимися в туристских ботинках, шевельнул — до боли в позвонках.

Теперь и поспать бы, с чувством исполненного долга! Конец пути, сейчас буду дома. То есть, не конец, а начало, одергиваю себя. И не дома, а в чужой семье. Пред светлые очи чужой жены, коль не смог найти совмещенный взгляд со своей. Зато, пройдя неминуемый карантин, смогу когда-нибудь вытянуться, похрустеть суставчиками, как спелыми огурчиками!

Пока выруливали и подавали трап, судорога стала сводить икры. Допрыгался. Повременить бы, примериться, с какой ноги ступить на новую землю. Увы! Сердце замирает, пересчитываю секунды. Подали трап, ощущается его толчок. А воздух здесь вполне пригоден для глубокого очищающего вздоха. Похолоднее, правда, чем в Новосибирске. И пахнет стерильным бельем.

С возрастающим нетерпением ожидаю момент, когда увижу Володю, и с одинаковой силой желаю, чтобы встреча не состоялась. Неважно, куда я при этом денусь. Мир не без добрых людей. Только бы не слышать вопросов, которые сам себе, как провинившийся школьник, не решаюсь задать.

Бросай все, начнешь с нуля, сказал по телефону мой старший друг, вызвав на переговоры, когда почуял неладное, через неделю денег выслал на дорогу, вот я и устремился. В день рождения мамы, кстати. Наверное, обиделась. Но, судя по тому, что с ней осталась морально растерзанная и насквозь больная сноха, перетопчется. Без меня легче найдут общий язык. Даже ни слова не произнося и дуясь друг на друга.

Мне бы у Володи поучится укрощать женщин. И многому. Чем он берет? При животике и тощем росте 190 напоминает смычок с привязанным теннисным мячиком, а лицо, почти безбровое, сероглазое в первых морщинках, за шесть лет, пока мы знакомы, по-бабьи оплыло, голос по телефону можно принять за женский. И меня он воспитывает совсем как старшая сестра. Огрызаюсь вот, любя.

Будь я скульптор, изваял бы его портрет из копченой горбуши, которую он привозил с собой на материк в отпуск, от чего тесная квартирка на улице Обской пропитывалась умопомрачительным лыжным запахом. Гостил день-два, чтобы, пошатавшись по большому городу, проследовать в родное село неподалеку от Камня-на-Оби, откуда начинались его странствия до Сахалина, Енисейска, Магадана. Всякий раз он совмещает северный длительный отпуск со сдачей сессии в университете, там-то и встретимся через месяц. Уж мы насладимся красивой жизнью и свободой.

В 14 лет уйдя из отцовского дома, Володя женился, у него уже двое детей, четвертая или пятая квартира. Поступил в музыкальное, окончил речное училище, а факультет журналистики вместе осиливали. Наша профессорша, баба Ага, давала диктанты, в которых и тридцать ошибок допустить было не зазорно. Володя делал две-три. Вначале было слово, твердил я с мистическим ужасом! Он на деле — удачливый, все хватает на лету. Кудрявый мой, жизнелюбивый товарищ. Иногда мне хочется встретиться с его отцом и поступить в воспитание, хотя главное уже не наверстаешь, я ведь тоже как бы убегаю из дому, но в гораздо более великовозрастном виде. Вообще-то отец у него учитель русского языка и натаскал сына на свой предмет, как сеттера на дичь. А может быть и впрямь, абсолютная грамотность связана с особого рода психическим здоровьем мозга, как пишут в умных газетах. Гениальность. К тому же, у него абсолютный музыкальный слух. Смесь взрывчатая. Будь у меня отец, да еще учитель, я бы тоже наловчился в запятых, бацал бы на пианино и уж точно сбежал из дома.

Володина мама утонула в реке, будто бы крикнув мужу в последний миг: «Степан, береги детей!» Выросши с мачехой, Вовчик тянется к моей матери, и та, встав в бронзовую позу, с удовольствием вчитывает: не сори деньгами! Хронически безденежный, отползаю на второй или третий план, в пасынки. Должно быть, чувствуя недоласканность Володи, она затопляет моего друга волнами приятия и восторга, отчего мне тоже становится хорошо, горжусь ею и таким прекрасным парнем, ниспосланным судьбой для многих приятных минут в стенах университета, без материнской тирании я глотну свободы, водки и все такое. Возвращаясь с сессии к обычной жизни, становишься как бы ниже ростом, теряешь уверенность даже в таком предмете, как выбор девчонок. А сегодня положение усугубляется тем, что диплом уже получен и впереди ничего равноценного не предвидится.

По замыслу мамы, Володя должен был поруководить моей женитьбой. Но поезд ушел и железными колесами отрезал нечто важное, не подлежащее восстановлению. Может быть, кусаю я локотки, без материнского благословения не получилось выжить нашей новорожденной девочке, да в редакции военной газеты, куда я устроился в надежде получить жилье, не сложилось, о чем, кстати, жалею меньше всего. И так, по мелочам.

Володя прождал меня в аэропорту из-за задержки рейса лишних два часа. Не огорчился, мол, по месяцу на Чукотке высиживал, привыкай. Набрал воздуха, бухнул главное: «А ведь Тамара уехала на сессию!» Понимая, какая симфония неловкости отодвигается на более позднее время, я возликовал. Во мне будто капкан разжался, впервые за много месяцев, с той поры, как мы все (она, она, я) поняли, что у нас будет ребенок, но не обрадовались, а ополчились друг против друга. Дитя, пришедши в белый свет, на другой день ушло, оставив нас с ненавистью и гордыней. С болью, тоской. С готовностью карать за эту смерть. Никогда не забуду мертвое тельце в белой пеленке. Пусть разбудят ночью: готов ли понести по всей строгости… Да, готов — в ледяную прорубь земли. Я, быть может, и оказался в Магадане как бы в добровольной ссылке, правда, никому не собираюсь об этом говорить, чтобы не сочли пижоном и не смеялись в лицо.