Librum Debitori - Гильберт Бриссен

Librum Debitori

Сидя в мастерской часовщика, я с интересом наблюдал за его кропотливой работой. В каком–то смысле нас можно было бы назвать коллегами, хоть механизмы и оставались для меня не профессией, а скорее зрелищем.

 - Скоро совсем работы не останется, — ворчал старик, поглядывая на меня огромным глазом из–под лупы, — все берут электронику, да и ее чаще выбрасывают, чем чинят.

 - Доступность новых вещей губит старые, тут уже ничего не поделаешь.

 - Тебе–то хоть в голову приходило, насколько настоящие часы отличаются от этой штампованной пластиковой дряни?

 - Первым словом приговора для магии стал печатный станок. Последним — конвейер. Но чудеса в первую очередь внутри нас, и если нет мастера, оживляющего вещи, приходится полагаться на себя.

 - Да не об этом я хотел сказать, хоть и ты прав, наверное. Вслушайся, оглянись. Как, думаешь, я стал часовых дел мастером?

 - Не буду теряться в догадках.

 - Мой род — потомственные часовщики. Так повелось, что старший сын получал мастерскую и все, что полагалось знать. Шесть поколений мы работали со временем и оно не могло не оставить на нас следов.

 - Наверное, раньше это была очень уважаемая работа.

 - Еще бы! Кроме механики, приходилось быть и кузнецом, и математиком, и немножко алхимиком. Не было ни этой стандартной, тьфу, штамповки, ни материалов, ни образцов.

 - Наверное, немало старых секретов досталось вам в наследство.

 - Толку–то с них теперь немного. Но не поэтому захотел я продолжать дело семьи.

 - Почему же тогда?

 - Сидел я в мастерской с отцом, как ты сейчас, смотрел. Все–то он мне показывал и объяснял, но слушать скучно было. Тогда он и сказал: «Вслушайся, оглянись. Слышишь, как течет в моих мельницах время? Думаешь, чудеса где–то за порогом притаились и ждут тебя? Нет, не ждут, проходят мимо. Но быть может, ты когда–нибудь сможешь то, что не удалось нам, старикам. Остановить часы внутри себя, чтобы жить вечно».

 - И он верил, что это возможно?

 - Верил. И я верил, что если не у меня, так у сына получится. А теперь вот как все обернулось. Время посмеялось надо мной — нет больше сына, и часов скоро не будет.

 - Жизнь ведь еще не закончилась, верно?

 - Я уже не успею, а продолжать некому. Так и сгинет все, хоть и заслуженно. Не нам, смертным, бороться с неизбежностью.

 - Кто знает, кто знает. Может быть, больше никому это и не нужно.

 Соусейсеки словно второй раз ожила после того, как вернула настоящее тело. Пока я восстанавливал силы, латал раны и пытался разобраться с изменениями, которые получились от стремительного старения, она тоже не теряла времени зря. Пекла печенье и — вот уж неожиданность — даже пела, когда была уверена, что никто не слышит. И улыбаться стала гораздо чаще, хотя и мрачнела иногда, поглядывая на сквозящую в моих волосах седину.

 Как она объясняла, раньше почти все силы Розы Мистики уходили впустую, теряясь в несовершенном материале, а теперь нужно было совсем немного, чтобы удерживать в форме его сгустившиеся остатки. Расставаться с ним окончательно ей не хотелось, да и не нужно было. Теперь материя сна наполняла Соу изнутри, а увидеть ее можно было только там, где раньше были шарниры — теперь они были похожи на спрятавшиеся под кожей суставы.

 Никто не спешил навестить нас, и я был искренне рад — за последнее время случилось слишком многое, и передышка была особенно кстати. Появилось время подумать над тем, как же все–таки искать неуловимого Отца, как возвращать долги Суигинто и…как вместить такие количества выпечки, которая сама просилась в рот.

 Наконец–то все было хорошо, хоть и ненадолго.

 Прошло две недели, прежде чем я мог с уверенностью сказать, что готов продолжать путь к нашей цели. О ранах теперь напоминали только полоски светлой кожи, следы старости исчезли, и о произошедшем говорили только паутинки седины. За это время красное плетение трижды отбирало у меня немного памяти — хотя немало вещей можно было смело забыть.

 Пришлось вернуться и к старым тренировкам, от которых я успел немного отвыкнуть. Несмотря на то, что полагаться на их результат в серьезных ситуациях не стоило, польза в них определенно была, да и Соусейсеки обижать не хотелось. Я понимал, что теперь, когда появилось так много причин сосредоточиться на магии, ей может показаться, что ее искусство теперь мне не нужно.

 - Ты будешь продолжать учиться у меня, мастер? — спросила она тем вечером словно бы между прочим.

 - Я все время учусь у тебя, Соу. Или ты имеешь в виду наши поединки?

 - Именно их. Теперь, когда у тебя есть новые силы, я не могу обучить тебя владению ими в бою, а полагаться на оружие…

 - Конечно, ты права. Но стоит ли полагаться на что–то одно, имея больше? — - Сила и мастерство могут помочь там, где не справятся чары, но даже если бы это было не так — мне все равно просто нравятся твои уроки.

 - Ты так считаешь, мастер? Учти, я не буду давать поблажек, если за тебя возьмется еще и Суигинто.

 - У вас…разные методы. Но еще недавно ты хотела, чтобы я отказался от нее.

 - И сейчас не слишком одобряю, хотя она показала, что может быть полезна. Странно, что вы нашли общий язык, конечно.

 - Ничего странного. Она рассчитывает использовать нас, чтобы решить свои проблемы, но забывает о той вероятности, что к нам можно привыкнуть.

 - Что ты имеешь в виду?

 - Отец ни в коем случае не мог сделать ее исчадием ада, и это значит, что в ней до поры до времени скрыты и хорошие качества. Она заботится о медиуме — с чего вдруг? Она не начинает новой Игры — хотя правила этого не запрещают. В конце концов, у нее появилась мысль о том, что нет единственного правильного пути, ее фанатизм дал трещинку.

 - Думаешь, она образумилась?

 - Теперь она точно понимает, что делает, а значит, с ней можно договариваться.

 - Раньше такое тоже случалось.

 - Целью была Игра, не более. Теперь все немного по–другому.

 - Посмотрим, посмотрим.

 Говорили мы долго. И о следующей краске, и о спуске к Морю, и о походе во сны. Соусейсеки рассказала немало интересного о встречавшихся в таких путешествиях опасностях, но в любом случае точно сказать что–то можно было только на месте. Особняком вставал вопрос о том, как попасть в больницу, оставаясь незамеченным. Как водится, вариантов было немало, но все же мы решили расспросить Суигинто, которая там все–таки бывала чаще нас. Оставалось ждать ее появления и готовиться к вылазке. Нам нужно было ни много ни мало научиться лечить умирающих изнутри.

 Снаружи завывал ветер, обрушившийся ураганом на Токио. По дрожащим стеклам непрерывными реками ползли сосуды из плоти разбившихся вдребезги капель, стены жалобно поскрипывали и гудели под тяжелыми ударами воздушных молотов.