Гробовщики - Рэймонд Уильямс

Уильямс Рэймонд

Гробовщики

Рэймонд Уильямс

ГРОБОВЩИКИ

Перевод А. Сыровой

Длинные белые костлявые пальцы Сэмюеля Пила аккуратно вставили блестящий медный шуруп в маленькое отверстие. Поддерживая шуруп левой рукой, он принялся ввинчивать его на место отверткой, издавая при каждом новом повороте резкий, хриплый звук человека, страдающего одышкой. Затем, отступив немного назад, он осмотрел свою работу. Большая медная ручка была точно на месте, по прямой линии с другими, на тщательно оструганном дереве гроба. Он обхватил тускло блестевшую ручку своими тощими пальцами и попытался потрясти ее, но шурупы держали крепко. Удовлетворенный, он промычал что-то про себя. Это была последняя ручка. Теперь все, что оставалось сделать - это прибить квадратную медную пластинку с фамилией на крышку гроба, и на сегодня все будет закончено. Он взял пластинку со своего стола и пробежал надпись:

"ДЖОН УИЛЬЯМС ЭДМУНДС.

Родился в 1786 году. Умер в 1839 году".

Каждая буква и цифра была четкой и красивой по оформлению.

"Да, - подумал он про себя, - неплохо я поработал, только жаль, что они не захотели написать, например, "возраст 53 года" или "доктор медицины", тогда бы я получил за свои старания значительно больше". Его мысли были прерваны стуком деревянного молотка по рукоятке стамески. Он повернулся и посмотрел на своего компаньона, работающего за столом, заваленным деревянными стружками и опилками.

Томас Картер выглядел прямо-таки гигантом, скорее похожим на кузнеца, чем на плотника. Огромная фигура склонилась над крышкой гроба, лежащей перед ним на столе. Мускулы его крупных рук вздувались, когда он орудовал стамеской. Гробы у Томаса всегда получались замечательные, но этот был самым лучшим из тех, которые он когда-либо делал. А причина, по которой Томас превзошел себя, заключалась в том, что гроб предназначался дорогому доктору Эдмундсу - человеку, который выхаживал больную мать Томаса последние шесть ужасных лет ее жизни, когда она постепенно угасала у них на глазах. Доктору Эдмундсу, который всегда заботливо лечил раны Томаса, полученные им от соскочившей стамески или случайного удара топором. Всю свою благодарность и восхищение доктором Томас мог выразить тем, что сделал ему безупречный гроб, чтобы лежал он в нем спокойно, пока не наступит день Суда и не призовет его к себе Всевышний.

Сэмюель опять вернулся к медной пластинке и начал прикреплять ее шурупами, когда дверь мастерской распахнулась настежь, чтобы впустить мистера Клива Торнвуда, их хозяина.

- Как, еще не готово? - Его тонкий, визгливый тенорок наполнил комнату. - Вы знаете, что похороны завтра, а не в следующем месяце?

Он с важным, напыщенным видом прошелся по мастерской, приглядываясь к качеству их работы своими темными маленькими блестящими глазками.

- Хм, прекрасно, Томас, - сказал он, проводя опытной рукой по крышке гроба. - Ты еще не закончим, Сэмюель? - пронзительно закричал он.

- Ручки готовы, сейчас будет привинчена и пластинка, ответил Сэмюель и вновь взял в руки отвертку.

- Ну, хорошо, хорошо. Заканчивайте. Через час мы должны быть на месте.

С этими словами он удалился так же стремительно, как и появился, и вскоре они услышали под окнами цокот лошадиных копыт, когда их хозяин уехал на телеге.

Позднее вечером все трое катили по булыжной мостовой телегу с гробом. У дома доктора они молча сняли гроб и осторожно, но ловко, пронесли его по темному коридору в переднюю комнату, освещенную свечами. Вдова, как сообщила им ее сестра, была слишком убита горем, чтобы выйти к ним, но если что-нибудь нужно, то пусть подождут на кухне. Когда дверь за ней закрылась, они поставили гроб на два заранее приготовленных стула. Тело лежало, накрытое белой простыней.

- Ну, что ж, давайте приступим, - сказал Торнвуд, сбрасывая простыню. - Я поднимаю голову. Ты, Сэмюель, - ноги, а Томас возьмется в середине. Томас, ты меня слышишь? Бери в середине.

Томас медленно приблизился к ним с печальным видом. Его сильная челюсть дрожала от волнения, а большие темные глаза наполнились слезами. Доктор был одет в свой лучший черный костюм, золотые часы с цепочкой поблескивали на жилете. В резком контрасте с темной одеждой его сухая белая кожа, казалось, отражала свет свечей.

Осторожно они переложили его в гроб, тщательно расправили складки на одежде.

- Порядок, завинчивай крышку, Сэмюель. Я пошел в "Три колокольчика". Ты идешь со мной, Томас?

Но Томас не мог найти в себе ни сил, ни голоса для ответа. Он только покачал головой и продолжал стоять, не сводя глаз с доброго лица, которое когда-то улыбалось ему и так часто действовало успокаивающе, а теперь было таким бледным и безжизненным.

- Ну, ну, будет тебе, приди в себя. А ты как, Сэмюель?

- Как только закончу, сэр, сразу приду.

- Хорошо, тогда я закажу тебе кружку пива.

Он повернулся на своих тонких ногах и вышел, оставив их вдвоем у гроба. Но в то время, как Томас с обожанием смотрел на дорогое ему лицо, Сэмюель был занят тем, что рассматривал совсем другое. Его острый, наблюдательный взгляд уже отметил часы и цепочку и теперь упивался изумрудной зеленью большого камня, украшающего толстое золотое кольцо на левой руке доктора. Если бы только Томас ушел, он не преминул бы положить эти две драгоценных вещицы к себе в карман.

- Я все сделаю, Томас. Ты лучше иди, я вижу, как тебе тяжело, - лицемерно ворковал он.

Голос никак не возвращался к Томасу, поэтому он опять только покачал головой. Про себя Сэмюель ругал его, как мог. Он не мог расстаться ни с этим великолепным кольцом, ни с золотыми часами. И все-таки, если он не сможет овладеть ими сейчас, он непременно сделает это позже.

- Ну, хорошо, тогда я продолжу, - сказал он, поворачиваясь спиной к Томасу. Затем, вместо того, чтобы взять из кармана обычные длинные шурупы, он незаметно сунул руку в другой карман и достал заранее заготовленные короткие. Он накрыл гроб крышкой и начал ввинчивать маленькие шурупы в готовые отверстия. Потом с довольным видом покинул дом и направился к "Трем колокольчикам".

Хотя Сэмюель мечтал об этом каждую ночь, прошло почти два месяца после похорон доктора, пока на их маленький городок опустился густой и плотный туман. В полночь Сэмюель вышел из дома, тщательно укрыв лицо от тумана и спрятав под длинное черное пальто специальную лопату с короткой ручкой. В такие дни приходилось быть осторожным, так как на кладбище часто заглядывали патрульные, а Сэмюелю совсем не хотелось совать голову в петлю. Он воровато пробирался по влажным от тумана улицам, пока наконец не очутился у ограды кладбища. Туман был настолько плотным, что он мог рассмотреть что-либо перед собой не более, чем на расстоянии шага.