Голубой вереск - Барбара Картленд

Барбара Картленд

Голубой вереск

Глава 1

Машина обогнула поворот, и взгляду предстала линия побережья, сливавшаяся вдали с серым горизонтом. На фоне сине-изумрудных морских волн пустынные пески, казалось, отливали золотом. По контрасту с ними вздымавшиеся под облачным небом скалы застыли в фиолетовом величии, суровые и неприступные.

Пейзаж был настолько прекрасен, что у Иэна перехватило дыхание. Он уже забыл, как красивы шотландские высокогорья в августе, когда над вересковыми пустошами низко летают куропатки.

Пятнадцать лет он не был в этих краях и вот теперь, возвращаясь домой, ощущал в груди радостное волнение. Он машинально нажал на газ, лишь бы побыстрее добраться до места назначения. Пятнадцать лет — долгий срок, ему в ту пору как раз и было всего пятнадцать.

Иэн вспомнил, как когда-то по этой же дороге он ехал в Скейг вместе с матерью. Вспомнил и то, как на обратном пути мать своим высоким, резким голосом не переставала повторять, что их оскорбили. Ребенком Иэн побаивался своего двоюродного деда. Что ж, Дункана Маккрэггана и вправду можно было испугаться. Но Иэн не обижался на резкости старика и, как ни старался, не мог посочувствовать матери в ее — как она считала, обоснованном — возмущении.

Ему стало грустно оттого, что он больше не увидит деда Дункана. Седой, с крупным, похожим на клюв носом и резкими чертами лица, старик производил впечатление патриарха. Иэну было трудно разговаривать с ним и еще труднее отвечать на его отрывистые, заданные, что называется, в лоб, вопросы, но в то же время он искренне восхищался своим родственником. Двоюродный дед Дункан был именно таков, как и полагается шотландскому лэрду, — глава клана, обитающий за мощными стенами полуразрушенного фамильного замка.

А вот теперь этот замок принадлежит ему! Впервые с тех пор, как Иэн узнал о смерти деда, он почувствовал некую ответственность. Печальное известие пришло к нему, когда он был на Малайях. Письмо опоздало на три недели, и Иэн был бессилен что-либо поделать.

Пока еще Иэн не успел осознать, что значила смерть деда лично для него. В последние годы он был настолько поглощен своими делами, что почти забыл о деде Дункане, что подобно одинокому орлу на скалистой вершине обитал в своем горном гнезде. Лишь спустя несколько месяцев мать в своем письме сообщила ему то, что, по идее, Иэн должен был помнить сам.

«Несколько дней назад в Хэрродсе[1] я случайно встретила твою кузину Изабель, — говорилось в письме. — Она стала еще больше похожа на чокнутую наседку. Без умолку болтала о тебе, говорила, как замечательно, что теперь ты у нас глава клана, и я тотчас вспомнила, что для тебя есть письмо о замке Скейг. Думаю, тебе придется съездить туда и посмотреть, что еще, кроме развалин, оставил тебе в наследство твой дед».

Тогда это письмо вызвало у Иэна улыбку. Он догадывался, что за простыми фразами скрывались оскорбленные чувства, которыми его мать по-прежнему была переполнена по отношению к деду Дункану.

Прошли годы, дед отошел в мир иной, но Беатрис Маккрэгган не из тех людей, кто прощает или забывает обиды.

С детства Беатрис привыкла к тому, что ей всегда и во всем потакали. Едва дочь американского железнодорожного магната появилась на свет, как добрые феи расстелили перед ней красный ковер, и если про некоторых говорят «родился в рубашке», то у Беатрис в наличии имелся полный гардероб — в прямом и в переносном смысле. Она была красива, умна и настолько богата, что Иэн давно оставил попытки подсчитать состояние матери.

Куда бы ни ехала Беатрис, она брала с собой целую армию секретарей, адвокатов и верной прислуги самых разных мастей, которые денно и нощно пеклись о ней и о ее делах. Матери следует отдать должное — она мастерски умела держать в подчинении свою вышколенную личную «свиту». Так что Иэну незачем забивать себе голову всякими пустяками, пусть он лучше думает о карьере!

Знай Беатрис о сокровенных мыслях сына, она бы одобрила их. Это был нормальный, здравый смысл, который мать теоретически поощряла в сыне, но который в жизни ее только раздражал. Конечно же, намерения Иэна вряд ли удивили бы ее, потому что Беатрис уже давно перестала удивляться мыслям и поступкам сына. За всю свою жизнь она проиграла одно-единственное сражение: Беатрис не позволили дать ее единственному ребенку то воспитание, которое она считала разумным и современным.

Отец Иэна, мягкий, простой в общении человек, безумно любивший свою красавицу жену, уступал ей во всех вопросах, кроме этого. Сын, сказал он, должен получить традиционное английское образование, и он не допустит, чтобы Иэну забивали голову американскими идеями. Беатрис пыталась было спорить с мужем, но с таким же успехом она могла убеждать Сфинкса. В конце концов у нее хватило ума — и женской интуиции — принять неизбежное.

В восемь лет мальчика отправили в начальную школу, а затем, незадолго до того, как ему исполнилась четырнадцать, — в Итон, где в свое время учился его отец. Мать периодически уезжала в Америку, но Иэн никогда не сопровождал ее в путешествиях. Вместо этого он проводил каникулы в сельской части Англии, катаясь верхом, охотясь и рыбача с отцом. Правда, в столь юном возрасте он едва ли осознавал, что его беззаботная жизнь оплачена американскими долларами.

И только повзрослев, он понял, как тяжело переживала мать эту его независимость от нее, но было уже поздно. Иэн уже решил, как хотел бы прожить свою жизнь, и тот факт, что у него много денег, особенно не влиял на его планы.

Последние военные годы дали ему возможность показать свой интеллект и храбрость, и по окончании войны он уже имел репутацию необычайно умного молодого человека. В последующие годы он путешествовал по всему миру с конференции на конференцию, по горячим точкам, давая консультации, и к его мнению прислушивались люди гораздо старше его и часто намного более опытные. Официально Иэн числился в военном министерстве, но его полномочия распространялись далеко за пределы его звания.

В Мэйфэре ходили слухи, что он работает в самой секретной части Секретной службы. Его имя нередко упоминалось в министерстве иностранных дел, когда требовалось разрешить некоторые дипломатические затруднения. Неудивительно, что через несколько недель после своего тридцатилетия Иэн Маккрэгган внезапно почувствовал усталость.

Ему беспрестанно приходилось перемещаться из одного полушария в другое на специальных самолетах, поездах, кораблях и бронированных машинах. Однажды ему за день пришлось говорить на шести языках. Дело кончилось тем, что он был вынужден три часа объясняться с переводчиками, которые неизменно раздражали его своей непонятливостью и некомпетентностью.