Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века - Ирина Щербакова

Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях XX века

Семейная мера века

В этот сборник вошли лучшие из нескольких тысяч работ, присланных в 2009–2011 годах старшеклассниками на Всероссийский исторический конкурс общества «Мемориал» «Человек в истории. Россия – XX век».

Сочинения, отмеченные жюри, сами собой объединились под общий заголовок «Пути следования». И действительно, столетие радикальной ломки общественного быта и встроенных в него частных судеб наиболее точно обнимается этим канцелярским клеймом подневольного перемещения. Не случайно «героем» одной из работ прямо стал вятский вокзал. В совокупности эти изыскания дают почти исчерпывающий охват самых «торных» дорог, пройденных нашими соотечественниками. От смертного пути раскулаченных «спецпоселенцев» до недавних чеченских «командировок» пермских милиционеров. Посредине помещаются мытарства остарбайтеров, угнанных на работы в Третий рейх, депортированных под Лихославль финнов-ингерманландцев, высланных в Сибирь калмыков и крымских болгар, эвакуированных ленинградских блокадников, тщетно чаявших найти теплый приют на Урале.

Перемещение по собственной воле в этом изуродованном социальном пространстве – всегда бунт и преступление. От авантюрного бегства без всяких документов из-под надзора поселенческой комендатуры до послевоенного исхода крестьянских детей из колхозного рабства в города с паспортами, добытыми обманным путем. Но и побег не всегда приносил спасение русским беженцам, скрыться не удавалось даже в китайском Харбине. А посеянные в первую половину XX века семена ненависти и в наши дни не дали спокойно жить тем, кто из холодного Магадана перебрался в теплую Абхазию.

Непритязательные ученические сочинения читаются на одном дыхании и представляют большую по нашему времени ценность. Опрашивая оставшихся немногих свидетелей, дети безыскусно обобщают исторический опыт, который без них был бы безвозвратно утерян. Утерян еще и в результате целенаправленных усилий тех, кто непременно желает представить «советскую цивилизацию» временем исключительно «великих побед и свершений». Но есть надежда, что семейная память, пронзительно и остро запечатлевшая тяжелые «пути следования», убережет новые поколения от соблазна строить светлое будущее такой ценой.

Никита Соколов

В ссылку, в лагерь

«Я не имею основания жаловаться на судьбу…»

Ольга Криворучко

Гимназия № 1, г. Зерноград, Ростовская область,

научный руководитель Э.Н. Берсенева

Моя работа посвящена Вере Федоровне Берсеневой – женщине необыкновенной, удивительно одаренной и красивой. В основу работы легли ее письма1, чудом уцелевшие в годы репрессий, в годы войны. В них и личные, и повседневные дела, и история нашей страны. Обе мировых войны, Гражданская война, революция, голод, строительство Магнитки, сталинские лагеря. И на их фоне – история семьи Берсеневых.

Я выбрала лишь некоторые отрывки из писем, поскольку в них есть много очень личного, не для посторонних глаз. Меня потрясла судьба Веры Федоровны Берсеневой, сила и благородство ее духа. Даже в лагере, больная, находящаяся вдали от детей, она не жалуется ни на что, чтобы не причинить боли своим близким.

Начало

Вера Федоровна Берсенева родилась 18/31 марта 1897 года, в поселке Мурзинка при Обуховском металлическом заводе в Санкт-Петербурге.

Отец ее, Федор Аркадьевич Берсенев, был морским офицером, артиллеристом, заведующим бронеотделочной мастерской на заводе.

В 1877 году, в 16 лет, он один отправляется в Петербург, где самостоятельно поступает в Техническое училище Морского ведомства. Оканчивает его через пять лет в звании прапорщика (1882) и с января 1883 года пять лет служит на кораблях Сибирского экипажа. Он участвует в геофизических исследованиях восточного побережья, плавает в Японском и Охотском морях (на клипере «Арбек», винтовой лодке «Горностай»), поднимается по реке Амур. В 1885 году его именем называют бухту и мыс на северо-западной оконечности Тугурского полуострова в Охотском море, открытые им и впервые нанесенные на карту.

Мать Веры Федоровны Елена Константиновна, урожденная Душина, окончила Рождественские курсы лекарских помощниц и фельдшеров в Петербурге. В 1897 году в Санкт-Петербурге открывается единственный тогда в стране институт, дававший женщинам высшее образование: Женский медицинский (в 1917 году он был преобразован в Петроградский медицинский). Елена Константиновна становится студенткой его первого набора (1897–1902), а в дальнейшем – одной из первых русских женщин-врачей.

В январе 1904 года начинается Русско-японская война. Семейная легенда гласит, что когда в мае 1904 года Елена Константиновна переехала из Кронштадта в Петербург для получения диплома об окончании института, Федор Аркадьевич, гуляя в это время с детьми на бульваре в Кронштадте, встретил адмирала Зиновия Петровича Рожественского. Зиновий Петрович тогда спешно собирал свою 2-ю Тихоокеанскую эскадру. Он предложил своему испытанному артиллеристу идти вместе с ним на броненосце «Князь Суворов». Федор Аркадьевич дал согласие. Отец четверых маленьких детей (жена ждала пятого), он, как офицер, не счел себя вправе отказаться от участия в этом заведомо безнадежном походе. Вскоре его назначают флагманским артиллеристом эскадры, и вместе со всем штабом он перебирается на «Суворов».

Летом семья – уже без отца – жила в Ораниенбауме, а осенью переехала в Ревель, где заканчивалось формирование эскадры. Все домашние были возле отца в последние недели перед его морским походом. В сентябре 1904 года семилетняя Вера простилась с отцом навсегда.

2-я Тихоокеанская эскадра вышла из Либавы (Лиепая) 1 октября 1904 года. Из долгого похода через три океана Федор Аркадьевич шлет домой длинные письма, а детям открытки с видами Африки и Мадагаскара. (Вера свято берегла их всю жизнь, но в 1942 году все семейные альбомы при аресте забрали сотрудники НКВД.)

Лето 1905 года семья провела в Финляндии, в поселке Уссикиркка. Здесь Елена Константиновна получила из Японии роковую телеграмму: «Полковник Берсенев убит, погиб без страданий» – и известия о гибели русской эскадры2.

В сентябре 1907 года 10-летняя Вера поступила в Выборгское восьмиклассное коммерческое училище в Петербурге. Это была школа нового типа, организованная группой прогрессивных педагогов-энтузиастов, которые поставили задачу воспитывать детей в тесной связи с жизнью современного русского общества. В школе поощрялись любознательность, самостоятельное мышление, разнообразное творчество. Это была одна из прогрессивных неказенных демократических школ. Она давала очень серьезное гуманитарное образование. Эта школа – светлое воспоминание на всю жизнь для всех в ней учившихся. Здесь у Веры появились верные друзья, и среди них – Марианна Алексеевна Борисяк. Письма Веры Федоровны к ней с 1911 по 1942 год, отразившие почти целую жизнь, по счастью, сохранились.

Весной 1912 года мать везет всех детей за границу. Берлин, Люцерн… Три лета подряд отдыхают они в Немецкой Швейцарии.

5 августа 1912 года Вера пишет своей подруге Марианне:

«Ты спрашиваешь, какое впечатление произвела на меня Западная Европа. Но я очень мало еще была в здешних городах. Только в Берлине, Люцерне. Тут все ужасно интересное, новое и невиданное и такое чужое, непохожее на наше русское. Многое очень хорошо, но есть, как везде, и ошибки. Мне, как истинной патриотке, тут наскучило бы. Слишком чуждо и непонятно все тут. А к России мое отношение, конечно, не изменилось».

К осени 1912 года Берсеневы перебираются на юг Франции, в Монпелье (Montpellier), древний город вблизи побережья Средиземного моря. Зимой 1912/13 года Вера и Тамара Берсеневы учатся в Лицее для девочек (Licee de Junnes Filles de Montpellier).

«Я, изволите ли видеть, поступила в здешний лицей. Это с моими-то блестящими познаниями в области французского языка! До пяти часов в лицее (в полдень прихожу домой обедать). Затем до половины одиннадцатого учу уроки, в шесть часов встаю, опять принимаюсь за них же, в восемь – в лицей, и опять до пяти. Голова кругом идет. На уроках первые дни сидела как дура, ничего не понимала. Теперь, слава богу, стала понемножку понимать. Беру книгу и учу слово в слово страницу за страницей, потому что слова все незнакомые, не то что по-русски. А по истории задают по 20 страниц, по гигиене страниц 12.

Тысячу раз на дню вспомянешь нашу школу, сидя в этом лицее. Вот где дисциплина-то! Ни охнуть, ни вздохнуть! То встань, то сядь, то туда гляди, то сюда! Классная дама злющая-презлющая! Чуть что, сейчас „mauvaise note“. Это значит кол по поведению. Ставят отметки за все, даже за то, как сидишь на пустых часах. Пустые часы называются „Emude“, и на них надо сидеть смирно и готовить уроки к следующему дню.

Тут все ужасаются, когда я говорю, что училась вместе с мальчиками. По их мнению, это верх неприличия. Ну, что поделаешь, зато выучусь французскому языку. Это чего-нибудь да стоит. Если Бог даст, вернусь осенью в Россию».