Клуб достопочтенных шлюх - Лева Воробейчик

Клуб достопочтенных шлюх

Лёва Воробейчик

© Лёва Воробейчик, 2015

© Павел Сергеевич Калюжин, дизайн обложки, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Аннета Боунс

1

Аннета замерзла, проголодалась и устала, что, впрочем, никак не мешало ей быть счастливой. Патрик звонил ей вчера – клялся и божился, что никогда и ни с кем ему не было так хорошо, как с ней. Внезапный приступ его нежности был лавиной, что накрыла ее горный хребет – потому как молодой и усатый Патрик был молчаливым и застенчивым, но видит Бог, обнаженным порой он удивлял ее, даже несмотря на предыдущие (и вероятно последующие) позиции Списка. Она даже кротко улыбалась своей знаменитой в определенных кругах полуулыбкой, отводя глаза в сторону и думая о нем – а с ней это в последнее время случалось нечасто.

Список пополнялся довольно часто – и Аннета почти даже гордилась этим. Если бы у нее были подруги в Спрингтауне, то с огромным удовольствием бы она рассказывала им про очередного парня, купившегося на ее очарование и шарм – разумеется, умолчав о масштабах; они бы смеялись над этим вместе, попивая кофе или наполненные лихим градусом фужеры; но нет. Не бывает подруг у шлюх – даже у тех, кто себя таковой не считает. Уж в чем – в чем, а в этом она убедилась за последние годы сполна.

Патрик был последним, но далеко не первым – о первом уже Аннета и думать забыла. Тот парень, кажется, Мик, был только что вернувшимся с войны/тюрьмы/монастыря парнем, давненько не видевшим женщин. Любое тело с отсутствием мужских половых признаков возбуждало в нем если и не желание, то жгучее любопытство, подкрепленное изрядной долей алкоголя и тестостерона. А уж Аннета… молодая еще в то время девушка с изящной талией и грациозной походкой, которая в свои шестнадцать лет сводила с ума чуть ли не каждого! Уж конечно, он запал на нее так скоро, как увидел. А она даже почти не сопротивлялась, сдобренная львиной долей спиртного.

В тот вечер были вечеринка у общих знакомых, коктейльное платье, короткие уговоры и наслаждение в стиле любовной пасторали, пошлой и неземной одновременно. Правда тот парень, Мик, в порыве страсти хватал ее за горло слишком сильно, сжимал ей грудь слишком больно, плевал на нее очень уж красноречиво; отчего она, наверное, расстроилась не так сильно, когда на следующий день он не позвонил. Убивалась, верно; но не расстроилась. Он не позвонил и через день, и через неделю – и красное пятно, растекшееся на зеленой простыне одной из их знакомых осталось просто красным пятном, о которым через годы вспоминаешь с улыбкой. Или, как в случае с Аннетой – с некоей сладкой болью.

– Холодно? Ну, то есть, Вам. Тебе. Да, тебе? – часто моргая глазами, спрашивает у Аннеты долговязый парень на седане. – Поехали? Доброшу так, что не замерзнете. – И, на секунду смутившись, – Замерзнешь.

– Разве сегодня холодно? – поеживаясь, спросила Аннета.

– Я думаю, что в машине всяко теплее.

– И ты довезешь, даже не ожидая приглашения на чашку кофе? – Аннета равнодушно спрашивает его, борясь с желанием подмигнуть. Рано. Схема не должна развиваться быстрее, чем запланировано.

– Даже не думая об этом.

Ничто не ускользнуло от внимания – ни почти выцветшее пятно на джинсах, ни взгляд, опущенный куда – то на асфальт, ни немного сбивчивая речь, с помощью которой водитель хотел поразить эту девушку. На вид ему было около двадцати пяти – двадцати восьми, он не был женат (кольца на пальце она точно не заметила), он – настоящая милаха, пусть и не без известной доли ничтожности, размышляла Аннета. Она со смехом подумала также, что решение согласиться было бы правильным – почему нет? Только что решившись, она напустила на свое очаровательное лицо оттенок грусти – это сработало; водитель сразу же изменился в лице. План был рассчитан заранее.

Он бы подвез ее до дома, накормил бы за весьма скромную плату в виде случайного секса. Она бы была для него из тех, недоступных до самого последнего момента. Была бы наивна и юна, но только для него одного. Путала бы его и стеснялась, скромничала, изредка скрещивая свои руки на коленях. Плакала бы не переставая. Его забота бы разрушила его собственную жизнь – и с наивным и усатым Патриком не пришлось бы ей потеть этой прохладной ночью. Она подметила про себя, что Список и в этот раз помог ей с ночлегом – она шла на встречу с тем, предыдущим; этот же появился из ниоткуда на своем пыльном седане. Она, не думая, решила ухватиться за эту возможность – кто его знает, как долго она будет искать следующего?

Список должен был пополняться – ради опыта и познания жизни, а если даже и нет – то хотя бы просто ради мнимого удовольствия. Это было сложное объяснение – поэтому об этом она редко думала. Все, что у нее было – набор схем и фраз, подходящие под конкретную ситуацию. И в этот раз ее план выглядел так – темные ресницы, полные печалей. Рука, сжатая в кулак. Толчкообразная речь, демонстративное выключение телефона, но не раньше, чем усядешься в машину – можно даже попробовать сымитировать ссору с кем – нибудь; но это было сложно – Аннете попросту никто не звонил. Дальше – просьба прибавить скорости. Заверение, что он никогда ее не поймет – и Николас уже не за рулем седана, а в ее власти, власти женщины, которой не интересен его достаток, увлечения и интересы. Мужчины любят ощущать себя великими, важными – все они такие, считала Аннета. Готовы давать советы и помогать, стать спасителями молоденьких красоток, объясняя своим басом элементарнейшее. И Николас такой – клюнет, так и не догадавшись, чего она вообще от него хочет. А ответ же лежит на поверхности – просто Аннета остановилась на позиции номер 37.

На улице имени Расселфорда она заметила Патрика, замерзшего, и, по – видимому, злого. Бедняга стоял на улице уже больше часа, ожидая ее – не зная, что она и не собиралась приходить. Что искала она не встречи с ним, а возможность найти другую. Что даже если бы не предложение Николаса – она бы не пришла, а отправилась на Палмоди, домой, прихватив бутылочку бренди.

Мимо него пролетел пыльный седан – и, всего на секунду… хотя нет, отгоняет он от себя эти мысли – просто показалось.

– Так что конкретно случилось с тем парнем? Он тебя обидел? – спрашивает ее Николас, засмотревшись на ее лицо под бликами светофора. Не улыбнулся, нет; со знанием поглядел прямо в ее черную душу. А увидев ее лицо, добавил, – Только скажи, если что – то не так…

– Нет, нет, все так, Ники, – торопливо перебивает его Аннета. – Мне просто надо… отвлечься. Мне сейчас так страшно, так одиноко, я… не знаю даже, почему я села к тебе, но мне так нужно выговориться, так нужно…

Послушно прибавив скорость, Ник повез ее к себе домой, потому что она на этом настояла. Вымолила, придумав серьезную ссору – а он, глупый, клюнул; впрочем, как и все. Она не знала, что будет через час, через два или завтра; но кое – что всё – таки знала – он влюбился в нее без памяти.

2

Сытый желудок, гудящая голова, исцарапанные спины – список можно было продолжать долго; эти атрибуты были чуть ли не обязательны в целом контексте философии ее Списка. Аннета, потягиваясь, радовалась тем новым туманным утром – герой же любовник прошлой ночи, сэр Николас Тридцать Седьмой, мирно посапывал рядом, даже не подозревая, что о нем забыли в тот же миг, как бедра девушки обагрились его жизненным соком.

Головокружение и падение в вечность давно стали чем – то забытым, атавизмом бессонной ночи, бравшие начало свое в далеком и туманном прошлом, что еще пару часов назад были самым, что ни на есть, настоящим. Аннета смутно понимала это – как понимала и тяжесть последствий для бледных безбородых юношей и семейных мужчин, решивших угостить или же подвезти загадочную незнакомку в роковой для них самих же вечер. Она понимала, что шантаж был глупостью – тогда как глупость была спасением. В своей новой жизни она непроизвольно разыгрывала высококлассные трагикомедии в чисто английском стиле, опираясь, если даже и не на Ибсена (настоящего англичанина, куда уж), то уж на Стриндберга точно. Разумеется, она понимала, что в конечном итоге ей не понадобятся ни деньги этих людей, ни их забота и внимание; но та утраченная надежда, те разбитые сердца и проклятия вослед – вот ради чего стоило одевать юбочки подлиннее, заводя их в тупик своей ложной непорочностью.

Вершиной айсберга было удовольствие. Само по себе оно, длившееся мгновение, было песчинкой в океане удовлетворения своей новой, свободной и безрассудной жизни – не оно влекло нашу героиню, что бы она себе там не врала. Наслаждением же настоящим и полным было видеть в их глазах боль и разочарование, тоску и… любовь? Эмоции, чувства; неважно. После той, прошлой жизни она хотела быть нужной, необходимой. И она была – играя с другими, дергая за оголенные нервы их прорвавшихся, постаревших душ. Что греха таить – Аннета любила себя за это больше всего другого вместе взятого. Она разбивала чужие жизни, иногда даже не успев позавтракать. Она улыбалась и лгала. Плакала от счастья, имитируя оргазм. Бросала их, не оправдывая ожиданий – смотрела, как они будут себя вести. Если они, жалкие, умоляли – она улыбалась своей полуулыбкой и уходила, не захлопнув на прощание дверь. Если же хмурились и бранились – то она обязательно оставалась еще на какое – то время, продолжая изучать несчастную жертву. Со временем она находила то место, куда посильнее можно ткнуть; правда ли или нет – но Аннета Боунс никогда не знала поражений; уходила она улыбаясь и посмеиваясь, ощущая себя настоящей женщиной.