Зачистка - Николай Иванов

Иванов Николай Федорович

Зачистка

1

— Господа, третий тост за дам.

— За дам, господа. За любовь.

— Господа, господа, я с вами…

Им нравилось это слово — «господа», нравилось произносить его без оглядки, без иронии, без подтекста. И слышать в ответ уже применительно к себе…

— Генерал, какой вы весь из себя легендарный и невозможный. Сколько наград…

— Пропустите меня к генералу. Дама хочет к настоящему генералу, пропустите…

К военным слово «господин» еще не подходило, оно не то что не приживалось, а просто выглядело инородным. Вот спрятаться за общий тост «господа офицеры» — это да, это красиво, это из времен белой благородной гвардии. Но обратиться конкретно и непосредственно к знакомому человеку в погонах — «господин генерал…» Нет-нет, слишком высоко. Это получается даже выше, чем «господин Петров», «господин Сидоров», что совершенно недопустимо: корпоративная вечеринка — это не армия, и генерал изначально не может быть выше присутствующих на ней. Хотя бы еще и по простой до банальности причине — он пьет-гуляет на деньги этих самых петровых и сидоровых. Оттого и окликали единственного на вечеринке военного только по званию, как собачку — по кличке.

Тем не менее его погоны и украшенная наградами грудь вкупе со статностью и молодостью эффект среди женщин производили, и ему ничего не стоило уводить в танцах дам от банкиров, дипломатов и промышленников.

— Маратыч, а что у тебя делает на фуршете он? — оставшись благодаря стараниям генерала в одиночестве, поинтересовался промышленник у толстенького, в круглых очечках, словно только сошедшего с советских карикатур на американских толстосумов, банкира.

— Ищет деньги, — простодушно ответил тот, жестом приглашая собеседника в угол, где на малахитовом столике с изогнутыми ножками стояла шахматная доска. Все знали о пристрастии хозяина к древней игре, но напрягать мозги во время отдыха не желали и потому старались избегать банкира, невольно оставляя его в одиночестве в собственном же доме на собственном вечере.

— Забавно, — машинально поправляя головки резных фигурок, проговорил промышленник. Он являл полную противоположность собеседнику — был высок, молод, энергичен и жаждал побед мгновенных, чего шахматы как раз и не предполагали. Потому и продолжал разговор о генерале, а не о предстоящей игре. — Но, насколько мы знаем, деньги нужно зарабатывать.

— Цель благородна, Вася-Вася-Василек, свет Юрьевич — собрать средства на обустройство в Чечне своих подчиненных, — пояснил Маратович. — Начинай.

— Ну, тогда и надо ходить с протянутой рукой, а не вальсировать, — не отпускало Василия Юрьевича, благо и танцевальная пара оказалась рядом. Владелец яхт, самолетов, металлургических заводов и ткацких фабрик, забыв о шахматах, выпростал в ее сторону рюмку с коньяком: — О, генерал. Сколько наград! Это, брат, надо уметь, — обратился то ли к банкиру, то ли к самому гостю, — не ступив ни разу за пределы Отечества, в борьбе с собственным народом заполучить такой боевой иконостас.

Намек шел, конечно же, в сторону Чечни, среди либеральной интеллигенции слывшей несчастной бедной овечкой, которую терзали кровожадные российские вояки. К тому же фуршеты среди элиты отличались не только своей запредельной хлебосольностью, но и возможностью демонстрировать, кто чего стоит, кто на какой ступеньке общества стоит, кто чего может себе позволить.

Так что генералу оставалось подобострастно улыбнуться и начать извиняться сразу за все прегрешения человечества с времен казни Христа.

Однако проситель остановился, перехватил официанта с подносом, снял рюмку. Вокруг мгновенно образовалась толпа: фуршеты славны еще и тем, что на них обязательно кого-нибудь прилюдно опускают. Потому как забавно и весело. Потому как чем меньше народу вверху, тем легче удержаться на вершине самому. Генерал по армейской тупости не признал руку хозяина, с которой кормился. И тоже громко, для всех, посмел иметь свою точку зрения:

— Одно уточнение. Войны, как правило, развязываются из-за алчности вас, гражданских. Так что мы, судя по всему, и в ближайшем будущем без орденов не останемся. К сожалению.

Выпил, вернул рюмку безучастному официанту.

Собеседник согласился с этим неожиданно быстро, но лишь для того, чтобы остановить противника и не оставить за ним последнее слово:

— И это, заметьте, при том, что кто-то из ваших подчиненных сейчас лежит под пулями, а вы, извините, почти во фраке…

— Да-да, именно в этот момент, когда вы пьете здесь коньяк, а ваши рабочие по колено в грязи качают вам в Сибири нефть, — перебив, завершил фразу генерал.

Кивнув для приличия, увел в танце сквозь напрягшуюся толпу свою партнершу. Дама, в отличие от кавалера, накалившуюся атмосферу почувствовала покрывшейся пупырышками кожей, и благоразумно стала ускользать из его рук, вырываясь в общую стаю. Фуршеты — это в первую очередь демонстрация преданности, а не вызов обществу. Тем более для дам с обручальными колечками на левой руке…

— Так что он здесь забыл? — вновь поинтересовался Василий Юрьевич у хозяина вечера, не скрывая раздражения.

— Деньги, — не посчитал зазорным повторить сладкое слово финансист, теперь уже жестом предлагая собеседнику продолжить, наконец, игру.

— А гонора столько, будто он их раздает сам, — не желал мириться с проигрышем Василий Юрьевич, занимая место у белых фигур. Двинул пешкой Остапа Бендера — с Е-2 на Е-4. — Надеюсь, ты улавливаешь разницу?

— Не кипятись, мой юный друг, — успокоил толстяк и, двинув своего коня, теперь уже снисходительно сам похлопал собеседника. А поскольку тот был высок, а хозяину тянуться до плеча гостя не пристало, получилось — едва ли не ниже талии. — Со дня на день начнутся переговоры по прокладке нефтепровода, а нам оперативные данные из Генерального штаба по Северному Кавказу не помешают.

— Дает?

— Пока нет. Мы намекнули, что можем услуга за услугу, — потер пальчиками, изображая купюры, — но не доходит.

— Интересно… — перевел Василий Юрьевич взгляд с доски на оставшегося, наконец, без внимания генерала, который не отпускал от себя официанта с полным подносом стопок. Улыбнулся чему-то тайному: — А знаешь, это было бы даже полезно для общества — яркий пример, героизм… Да-да!.. И, как ни странно, небольшой скандальчик со стрельбой на Кавказе и нам бы оказался как нельзя кстати. Особенно во время переговоров, — задвигал фигурами почти в том же темпе, что и обладатель черного поля.

— Правительство не откажется от своего, сухопутного проекта. Он дешевле. Шах.

— Но если не возьмем путепровод мы, налетит эта свора, — в традициях лучших шпионских фильмов стрельнул глазами по гостям Василий Юрьевич. При этом улыбаясь и раскланиваясь с теми, кто заметил его взгляд. — А генерала можно подыскать и другого. Желательно подыскать другого. Другие — они всегда есть. И — личная просьба, Борис Маратович. Там юго-восточнее Грозного небольшой заводик по бензину работает, Рустам хозяин. Мелочевка, пшик, но в конкурента вырос для брата одного моего хорошего друга, — словно подчеркивая значимость чеченца, взял и повертел в руках незадействованную доселе фигуру офицера. И чтобы уже не опускать ее без дела, переместил на несколько клеток. — И ни война, ни зачистки его не затронули. Не им же самим между собой разбираться, да? Кровную месть плодить. А войск в окрестностях полно, и кого им проверять, чей нефтезавод закрывать — никакой разницы, — глянул на оставшегося в полном одиночестве, даже без официанта, генерала.

— Цена стоит того?

— Обещание другу стоит своей цены.

— Наше здоровье. Но при этом тебе мат, Вася-Вася-Василек.

2

— Взвод, привал.

Три «коробочки» с десантными эмблемами на броне заклинили гусеницы в том месте, где застала команда.

И если уж бронетехника боялась коснуться пределов асфальтового полотна, то солдатам за ним вообще делать было нечего: ноги — не траки, при подрыве запасные со склада не выдаются. Спрыгивали, разминаясь, на проезжую часть, благо она мгновенно пустеет при появлении бронеколонны. На обочину не сходили, обочины во время войны слишком привлекательны для мин и фугасов. Это на гражданке, в мирной жизни романтично собирать сбочь дорог грибки да полевые цветочки. В Чечне лучше вообще поджать, как аист, ногу, чтобы занимать как можно меньше места…

— Москвич, Бураков, — замкомвзвода Юра Алмазов показал пальцами в противоположные стороны.

Зимние варежки, привязанные резиночками к рукавам бушлата, закачались, но улыбки не вызвали. Все знали, что сержант обморозил руки, вытаскивая по снегу погибшего друга. После госпиталя мог не возвращаться в Чечню, но — вернулся. С орденом Мужества и привязанными, словно у растеряш в детсаду, варежками. Главное, они не мешало ему драть подчиненных как сидоровых коз, потому и названные десантники, выставив напоказ страдальческие выражения на лицах, безропотно зашагали в голову и хвост колонны.