Кино между адом и раем - Александр Митта

Александр Митта

Кино между адом и раем

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СДЕЛАЙ КЛАССНОЕ КИНО

Смех, жалость, ужас суть три струны нашего воображения, потрясаемые драматическим волшебством.

Смешить, пугать и вызывать слезы сострадания – это кино делает лучше всего.

ОТ ШЕКСПИРА ДО ТОЛСТОГО

Все талантливые люди талантливы по-разному. Если вы хотите открыть своему таланту путь к тем, кто вас поймет и оценит, эта книга вам поможет.

Эта книга для человека, который хочет написать сценарий, поставить фильм и сыграть в нем главную роль.

А пока вы размышляете, когда этим заняться, эта книга позволит вам получать больше удовольствия от фильмов. Согласитесь, если знаешь правила шахматной игры, то не ждешь как невежда, кто победит, а получаешь удовольствие во время игры. Кино – игра покруче шахмат. Зрители в ней – наши партнеры, и любой фильм хорош настолько, насколько хорошо мы его сыграли вместе с вами. Изучите правила игры и получайте удовольствие.

Эта игра всегда имеет несколько уровней. Конечно, самый простой первый, когда зритель скользит по поверхности.

Я слышал, как зритель первого уровня вышел с «Гамлета» со словами:

– Ну и кино – шесть трупов сразу!..

Что тут возразить? Покойников на самом деле еще больше. Такой зритель сам себе пират. Он срывает с фильма перстни и топит в себе его бессмертную душу.

Через нас с утра до ночи потоками идут фильмы по 6-10 каналам TV одновременно. Они не задерживаются в сознании: один вытесняет другой, чтобы тут же быть вытолкнутым третьим. В бесполезную жвачку превращаются хорошие продукты.

Но если вы попадете на второй уровень, многие фильмы откроют вам двери в свои сокровищницы. То, что я хочу вам дать, – это ключ, которым открывают заветные двери.

Не совсем обычный ключ: от входа в студию художника.

Представьте, что вы тайно проникли в мастерскую Микеланджело. Видите Моисея и «Ночь», наполовину спрятанные в камне. Волнующее приключение? Нравится? Тогда счастливого пути!

Драма – это мир идей. Каждый сценарий толкают вперед десятки идей. В основу каждого фильма положены сотни идей. Но в каждом деле есть немного фундаментальных идей, которые лежат в основе всего. Это относится и к драме, частью которой является кинематограф.

Как-то знаменитый французский эссеист Поль Валери спросил у Альберта Эйнштейна: «Скажите, как вы записываете ваши идеи? У вас есть записная книжка или вы набрасываете ваши озарения на крахмальной манжете сорочки?» – «Идеи, знаете, приходят редко. Я их все помню», – ответил Эйнштейн. Для эссеиста Поля Валери парадоксальная связь двух разрозненных явлений является идеей. Для Эйнштейна идея – это что-то, фундаментально объясняющее принцип, по которому функционирует наш мир.

Основополагающие идеи нашего искусства не делят его на высокое искусство и низкое развлечение. Идеи массовой индустрии развлечений родились не в кабинетах киномагнатов. Они рождены гениями – Станиславским, Эйзенштейном, Чеховым, и задолго до них – Шекспиром, Аристотелем и такими же гигантами. Этих идей немного.

Индустрия развлечений лишь использует и успешно развивает фундаментальные идеи драмы.

Как сказал один исследователь драмы: «Из того факта, что коммерческие драмы создаются по определенным рецептам, совсем не следует, что хорошие драмы создаются по другим рецептам». Сказано по-английски осторожно. Но можно сказать грубее: «Шекспир и телесериалы функционируют по одним и тем же базовым правилам, лежащим в основе каждой драматической конструкции».

Тридцать лет я жил в кино тихой рабочей жизнью, и вдруг надо мной блеснула молния успеха. Самого заветного – американского. Я сделал в России фильм для английского продюсера и, как нарочно, был в гостях в Нью-Йорке, готовился к отлету, когда узнал, что гильдия американских режиссеров выбрала фильм «Затерянный в Сибири» для специального показа – максимальный акт уважения для американцев к фильмам из остального мира – от Европы до Австралии.

Я полетел на два дня в Голливуд. В правилах драмы это называется «Одно простое действие» - с него начинается любой грамотный сюжет. Прилетел – и покатилось! Узнаю, что каждый вечер какая-нибудь крупная компания смотрит фильм: «Парамаунт», «Юниверсал», «Три стар», «Дисней»... «Это первый признак успеха – закрытые просмотры фильма, о котором все говорят». Мне объяснили: «Это твой шанс – не упусти его!»

Тут же появляется сообщение о том, что фильм номинирован на «Толден Глоб» – вторую после «Оскара» премию Америки. В Голливуде даже номинация, то есть последний отбор перед премией, – это пожизненный почет. Продюсер чуть с ума не сошел от радости. Дальше -больше: Англия выдвигает фильм на «Оскар» как лучший фильм Англии на неанглийском языке. Каждый день то «Голливуд репортер», то «Верайети» что-то сообщают о фильме. Это притом, что все предыдущие годы я вообще не существовал в этом мире.

По правилам драмы, я взлетел вверх по драматической перипетии«к счастью». У меня появился агент, излучающий оптимизм. Меня зовут на ужины и встречи. Как-то я рассказываю на ужине идею нового фильма, и большой голливудский режиссер восхищается: "Это то, что нужно Голливуду! Вы должны немедленно сесть и записать ва-

шу историю! Вы непременно получите 'Толден Глоб" и «Оскар»! Вам нужен сценарий, с которым вы войдете во все двери, которые в этот миг откроются для вас!"

Я не знал тогда, что все бесплатное американцы излучают и извергают из себя фейерверками. Из них льются потоки, водопады дарового доброжелательства. Это прекрасно. Но функционирует строго на территории: «Не трогай моих денег!»

Я летал в небе, подброшенный толпой восхищенных поклонников фильма. И вдруг все они отвернулись и ушли. А я упал на землю. Мы не выиграли «Голден Глоб». «Оскара» мы тоже не получили. И в один миг меня забыли. Именно так бывает в Голливуде. Компании по вечерам искали на просмотрах таланты из Новой Зеландии, Уганды и Бразилии. Обедал я в одиночестве, ужинал в «Макдональдсе». Это, по правилам драмы, называется«драматическая перипетия от счастья к несчастью».

Но в истории должен быть«поворотный пункт». Оказалось, я выиграл главный приз новичка – мне предложили работу! Небольшая компания внимательно следила за моими успехами и выбрала меня режиссером для своего фильма.

И я сказал себе: «Изучи все принципы, по которым работает эта индустрия, и примени их к делу». Это был поступок протагониста.Драму интересует персонаж, который преодолевает барьеры препятствий, добиваясь своей цели.

Я стал изучать эти принципы и изумился. Оказывается, я все это знал. И задолго до меня знали Чехов и Станиславский. Не нашлось ни одной идеи, которая перевернула бы мое представление о драме. Только классики создавали свои творения как маги, колдуя над огнем. А индустрия упростила магию до рецептов Мак Дональдса. И помогает. Мне нужна была площадка, где можно было бы соединить мои старые знания с новыми.

И тут возник второй поворотный пункт, который должен быть в каждой грамотной истории. В Гамбурге образовалась новая киношкола – улучшенная копия «Высших режиссерских курсов» в Москве.

Меня пригласили вести курс режиссеров. У меня было время, и мне не терпелось проверить на ком-то обновленные сведения. Во мне жили все болезни моей умирающей среды. Избавляться от них – это все равно что вырезать у себя аппендицит. Другое дело – оперировать чужие опухоли, на этом можно научиться. Гамбург оказался моим спасением. Мы работали одной командой и за два года сочинили и сняли 40 фильмов и бесчисленное количество упражнений. В следующие два года еще полсотни. В основном фильмы были по 10, 20, 30 минут – новеллы, где правила действуют особенно жестко. И мы сообща проверяли, как работают правила, чем они помогают, почему с ними лучше, чем без них. Как они стимулируют воображение. И я понял, что могу сознательно оценивать каждый элемент фильма, вижу его в развитии, понимаю, как с его помощью рассказывать истории с началом, серединой и концом.

Наверное, было бы правильно открыть компанию «Лечу больные сценарии». Но я предпочел написать книгу по самолечению.

Надеюсь, вас не обманет веселый характер этой книги. Дело в том, что я никогда не мог дочитать до конца ни одного учебника по драматургии. Это не теоретическая книга, а что-то вроде практического руководства: вот молоток, вот гвозди – забивай их в доску.

ПОЧЕМУ ЛЕВ ТОЛСТОЙ ТЕРПЕТЬ НЕ МОГ ШЕКСПИРА

Знаете ли вы, что Лев Толстой на дух не принимал Шекспира? Чехов, смеясь, рассказывал:

– Он не любит моих пьес. Он сказал: «Вы знаете, что я терпеть не могу Шекспира. Но ваши пьесы еще хуже».