Упс... Ошибочка вышла (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна

Упс… Ошибочка вышла

ГЛАВА 1

Последний посетитель буквально вынул из меня всю душу, а ведь казалось, я знала, на что иду, устраиваясь секретарем в суд. Характером, близким к нордическому, я обладала от природы. Железные нервы и ледяное спокойствие развились на предыдущем месте работы, теперь добавилась и толстая броня, защищавшая от всяких подколок «остроумных» искателей правосудия. Но этот дед взял и исчерпал все мои месячные запасы терпения причем в первых числах месяца! Вот уж когда обращение «господин» по-немецки лучше всего характеризует человека.

Из офиса вышла закономерно злая, но хоть в трамвае ухитрилась забиться в самый угол и, обнимая сумку, пригрелась у стеночки. На экране новости чередовались с рекламой, и за двадцать минут пути я получила больше геополитических сведений, чем хотела бы. За окном ещё было светло, а начавшийся октябрь окрасил листву золотом и багрянцем.

Долгожданная пятница, впереди выходные, продленные целыми двумя днями отгулов… Мечта. Высплюсь!

По дороге домой, недалеко от трамвайной остановки, был турецкий магазинчик с чудесной выпечкой и неизменно вкусными овощами и фруктами. Соблазнитель-хозяин на моих глазах выставил противень с только что испеченной пахлавой. Медом и пряностями пахло просто умопомрачительно.

— Раз уж дедуля погрыз мои нервишки, нужно побаловать себя чем-нибудь, — решила я, проходя мимо яркого прилавка с разрезанными дынями и арбузами и искоса поглядывая на выпечку.

В помещении было сумрачно, пахло горячим хлебом и клубникой. Я не слишком люблю эту ягоду, вечно зелень какая-то безвкусная попадается, но сейчас именно плетеные светлые коробочки с клубникой привлекли меня ароматом и внушающим доверие внешним видом. Крупные ягоды, сочные, явно спелые так и просились в рот. Устоять я не смогла.

Пройдя мимо большого, в полный рост зеркала, привычным жестом поправила прядь, выбившуюся из мягкого узла на затылке. Отражение окинуло меня таким же скептически-оценивающим взглядом, как я его, но мы остались друг другом довольны, и я пошла выбирать клубнику.

Один плетеный коробок мне особенно приглянулся, я поднесла его к лицу, глубоко вдохнула сладковатый аромат ягод.

Кто-то схватил меня за руку, резко дернул. Я выронила клубнику, попробовала вывернуться из захвата. Сильные пальцы вцепились в меня, как клещи! Я повернулась, ударила ногой. Попала, напавший неразборчиво ругнулся. На фоне слепящего ярко-бирюзового сияния увидела темную человеческую фигуру.

Новый рывок — я не удержалась на ногах и полетела на этого мужчину. Он схватил меня второй рукой, получил удар локтем. Чернота, ощущение нескончаемого полета. Шорохи. Нехватка воздуха. Меня тошнило. В ушах гудело. Я билась, пыталась освободиться, но меня держали крепко.

Удар коленями о землю. Трава под ладонями. Глоток свежего, непередаваемо вкусного воздуха! Господи! Какое счастье — дышать!

Рядом кто-то закашлялся и, кажется, сел. Я повернула голову, и меня тут же повело в сторону. Вцепившись в сочную зеленую траву, зафиксировалась в мире. Единственная радость: мутит, но без живописных последствий. Желудок пустой. Возможности пообедать не было, а на завтрак я съела только мюсли с йогуртом и больше десяти часов назад.

— Добро пожаловать в Эвлонт, госпожа Вероника! — раздался рядом незнакомый мужской голос.

— Вера, — на автомате поправила я. — И помолчи. Ты жив только потому, что мне плохо.

— Значит, идея исцелить плохая, — хмыкнул мужчина, не растерявший раздражающей жизнерадостности.

— Хорошая, — просипела я, переждав волну болезненных спазмов. — Если поможешь, не убью. Только покалечу.

Послышались шорохи. Собеседник явно вставал. Понял, что тошнота когда-нибудь да пройдет сама. Решил смягчить приговор, пока есть возможность меня задобрить. Теплые ладони легли мне на плечи как раз, когда живот снова скрутило. Я не сдержала стон, сильней вцепилась в траву. Ладони мужчины медленно скользили вдоль позвоночника, и мне чудилось оранжевое сияние, усилившееся, когда незнакомец коснулся моего живота.

Спазм ушел, я снова могла нормально дышать. Оберегающие прикосновения чужака действительно обладали какой-то чудодейственной силой. Лучше всяких таблеток.

— Ну как, госпожа Вероника, полегче?

— Вера, — снова поправила я. — Жить будешь.

Он не ответил, только убрал прекрасно теплые ладони и отошел. Я рискнула выпустить траву, медленно села и огляделась.

Поляна, вокруг смешанный лес, лето и, кажется, утро. В нескольких шагах от меня стоит мужчина. Раз больше никого нет, значит, это мой доктор и есть. На вид лет тридцать, волосы темные, на лице вопросительное, выжидающее выражение. Широкие брови чуть приподняты. Одет в мундир, иначе и не скажешь. Темная куртка со стоячим воротником, два ряда золотых пуговиц, темные форменные брюки, высокие черные сапоги до колена.

Над моей головой чирикнула птичка, я глянула на нее, вспомнила, что вообще-то я должна быть в турецком магазинчике! И почему сейчас лето? Недоуменно посмотрела на часы. По-прежнему шесть вечера, все ещё второе октября. Поднесла запястье к уху — часы тикали.

— Чем ты меня накачал? — мрачно спросила я.

— Не понял вопроса, — мужчина недоуменно нахмурился.

— Какой наркотик ты мне дал? — сложив руки на груди, я воззрилась на собеседника.

— Никакого, госпожа, — он пожал плечами, покачал головой и поспешно заверил: — Я сейчас все объясню! Начнем сначала. Добро пожаловать в Эвлонт, госпожа Вероника!

— Вера, — сухо поправила я в третий раз.

— Вы предпочитаете не называться полным именем? — удивился он. — Оно красивое, «ника» придает ему очарование.

— Льстец, — хмыкнула я. — Мое имя Вера. Без всякой «ника» в конце. Просто Вера.

Он молчал, долго молчал. А я решилась встать, не выпуская из виду странного человека.

— Этого не может быть, — выдохнул он минуту спустя.

— Все претензии к моей бабушке. Она меня так назвала, — бросила я, отметив, что незнакомец побледнел.

Он потер ладонью лоб, прошелся туда-сюда по поляне, достал из кармана листок.

— Тебе двадцать семь лет. Родилась восьмого августа. Так?

— Так, — подтвердила я.

— Живешь в городе Эссен.

Я снова кивнула.

— Второго октября в пять часов сорок минут ты была в овощной лавке! — в его тоне слышалось обвинение.

— Ну, да, — осторожно ответила я, прикинув, что по времени это могло совпадать.

— Ты — Вероника Кохер! — он метнулся ко мне, сунул листок под нос.

Под ровными строчками был портрет. Мой портрет. Точнее, я так думала несколько секунд, пока не обратила внимание на три родинки на левой скуле. Небольшие, неброские, но у меня их не было!

— Это не я! — выпалила я, ткнув пальцем в бумажку и указав на свою чистую скулу. — Я — Вера Кох. Живу в Эссене, мне двадцать семь, день рождения восьмое августа. Место рождения — автобус, сразу после пересечения границы между Польшей и Германией! Сверяйся со своей бумаженцией! Родители Антон и Людмила Кох. Я работаю секретарем в суде.

Он отступил на шаг, на его лице отразилось такое отчаяние, что я замолкла.

— О Огнедышащие! — взвыл он. — За что? Чем я заслужил все это? Чем прогневил?

Он схватился за голову. Вид у него был ошалелый. Только острого помешательства этого культиста мне не хватало!

— Она там хоть была? — глянув на меня исподлобья, с нескрываемой надеждой спросил он.

— Была, — уверенно кивнула я. — Я решила, что это зеркало. Хотя зачем в продуктовом магазине зеркало в полный рост да ещё и у входа?

Он сокрушенно покачал головой.

— Если тебя это утешит, — добавила я, — вы с ней минуты на три разминулись, не больше.

— Три минуты, — глухо повторил он. — Три минуты…

Его явно шоковое состояние постепенно превращалось в неуместное веселье. Мужчина рассмеялся, вытирая рукой брызнувшие слезы, смотрел то на меня, то на бумажку. К счастью, пришел в себя довольно быстро.