Постмодерн в раю. О творчестве Ольги Седаковой - Ксения Голубович

Ксения Голубович

ПОСТМОДЕРН В РАЮ

О творчестве Ольги Седаковой

© Ксения Голубович, текст, 2022

© О. А. Седакова, «Тристан и Изольда», послесловие, 2022

© В. Ю. Файбышенко, послесловие, 2022

© Н. А. Теплов, оформление обложки, 2022

© Издательство Ивана Лимбаха, 2022

От автора

Моя книга — ответ на ту работу в русском языке и с русским языком, которую многие годы ведет Ольга Седакова. Попытка рассказать, чем мы ей обязаны.

Я не мыслю своего ответа без опыта продумывания XX века, работ Жака Лакана и Жака Деррида, без «Логико-философского трактата» Людвига Витгенштейна, без школы мысли и перевода Владимира Бибихина (еще одного «морозостойкого» представителя «второй культуры» или несостоявшейся «первой» культуры в России). Без всего, что нужно, чтобы говорить о современности — от Вальтера Беньямина до Томаса Стернса Элиота и Гастона Башляра и Антонио Негри, Алана Бадью и Чарльза Сандерса Пирса, Жиля Делеза, потому что всё это — пульсирующие точки нового состояния мира, в котором мы живем, который называем современностью, или постмодерном, причем именно те точки, где это состояние мира «мыслит само себя». Частью именно этого состояния я вижу и Ольгу Седакову, о чем — последняя статья «Постмодерн в раю», написанная специально для этой книги и подарившая ей ее название. В этой статье постмодерн определяется так: «Постмодерн — то есть то, что после модерна, — в своем минимальном усилии означает: многое из того, что было, — уже нельзя, а в своем максимальном условии: можно все, что было, — но по-другому. А как? Да каким-то чудом — белым по белому». В случае Ольги Седаковой — с моей точки зрения — происходит чудо. Если же чуда не происходит — то мы встречаемся с жесткой, ироничной и твердой преградой на пути любых больших нарративов, некритических, сентиментальных построек, массовых идеологий. А если мы в чудо попадем, то мы сможем найти ответ на тот вызов, который бросил нашей человечности двадцатый век, мы сможем увидеть некое новое достоинство человека, его новое предназначение.

«У вас, кажется, накопилось уже на целую книгу», — сказала мне несколько лет назад Ольга Александровна, вызывая во мне предчувствие нового задания, которое надо будет исполнить. Действительно, ко времени нашего разговора я уже не раз писала тексты о ее сочинениях — статьи, рецензии, аналитику. Всякий раз поводом к написанию служил либо выход книги Ольги Александровны, либо разговор с ней, который наталкивал меня на необходимость сосредоточиться именно на этом аспекте ее творчества. Импульсы всегда были внешние — никакой внутренней исследовательской стратегии я сознательно не осуществляла. Вернее, стратегия исследования осуществляла себя мной. Просто в какой-то момент возникало четкое ощущение, что необходимо ответить на ту высоту достижения, которую ты видишь перед собой. Ответить, найдя инструмент описания своего стойкого ощущения от тех смысловых предчувствий, которые будит в тебе текст, что нужно постараться. Довольно долгое время все эти штудии не собирались для меня в единую книгу, потому что книга не равна сумме частей и не должна оставаться разнородным собранием текстов под одной обложкой. Но настал момент — когда мысль, толкавшая меня вперед, вдруг оформилась. И открыла свой полный вид. Оказалось, мне осталось просто назвать и дописать ее.

То, что это какая-то одна мысль, которая старается продумать себя, стало для меня очевидно еще и потому, что у нее есть явно какие-то особо избранные, любимые места в поэзии Ольги Седаковой, к которым она настойчиво возвращается. Кажется, я много лет думаю над некоторыми строками или одним стихотворением. И этой повторяемости я не захотела менять.

К издательству Ивана Лимбаха я обратилась сама. И это стало для меня глубоким уроком: молчаливое следование только импульсам извне — род чревоугодия. Импульсы к действию обязаны быть внутренними, их надо не только принимать от других, их надо еще и дарить. А обращаться с просьбой — как я открыла для себя — тоже часть искусства благодарности, и я благодарю издательство за его редакционную политику, которая позволяет авторам моего типа обращаться с предложениями и надеяться на ответ и поддержку.

И еще я благодарю издательство НЛО и журнал «Дружба народов», сайт Colta. ru и издательство «Гнозис», «Новую газету» и журнал «Волга», в разное время обращавшиеся ко мне с предложением опубликовать то, что благодаря их просьбе только и смогло обрести свое место в существовании. Точно так же я благодарна Дарье Андреевне Лунгиной, сердито положившей передо мною в 1994 году ксерокопию стихотворения «Дикий шиповник» Ольги Седаковой. «Тебе это нужно», — сказала двадцатичетырехлетняя Дарья Андреевна и длинным тонким пальцем указала на первое слово первой строки. И слово было «Ты», и стояло оно на таком восхитительно-пугающем, высоком месте русского языка, что у меня тут же захватило дух… «Ты развернешься в расширенном сердце страданья…»

А благодарность Ольге Александровне началась во мне, кажется, задолго до нашей личной встречи. Потому что так высоко поставить и читателя, и язык, на котором он читает, так высоко вознести наше место обитания может только поэт.

Встреча в Венеции

(О статье В. Бондаренко «Остров озарений Ольги Седаковой»)[1]

Ольга Седакова — один из самых значительных русских поэтов последней трети XX — начала XXI века. В разных частях и уголках современного мира нашла она своих читателей. География ее путешествий: Северная Америка и Южная Африка, почти вся Европа, включая Албанию. Там в разных переводах, на разных языках звучали модернистские, бурные образы «Дикого шиповника», древние, как русская сказка, строки «Старых песен», тонкая, точно на рисовой бумаге сделанная, пропись «Китайского путешествия», строгая мощь «Стансов в стиле Александра Попа»… Стихи, давно ставшие обязательным чтением для тех, кого у нас называют «узким кругом» читателей, кругом, куда входили такие видные ученые и филологи, как Сергей Аверинцев, Юрий Лотман и Михаил Гаспаров, такие страстные и ироничные писатели, как Венедикт Ерофеев и Иосиф Бродский, такие мировые величины, как папа Иоанн Павел II.

Ольге Седаковой вручено множество поэтических премий и наград: от стакана водки — единственной в советские годы неофициальной,