Этот многоликий Шекли - Сергей Абрамов

Сергей Абрамов

Этот многоликий Шекли

Всякий литературовед - немножко бухгалтер: прочитал, разобрал, посчитал, классифицировал, разложил по ячейкам. Дебит - кредит. Все сходится.

А если не сходится?.. То-то удар по бухгалтерским нервам!..

В таком случае Шекли явно противопоказан литературоведу-бухгалтеру: у Шекли ничего не сходится, все кувырком, попробуй - разберись!

Его герои схватились "не на жизнь, а на смерть в титанической битве, которая, единожды разгоревшись, стала неизбежной. Марвин нанес Краггашу удар под ложечку, затем снова нанес удар - в нос. Краггаш проворно обернулся Ирландией, куда Марвин вторгся с полулегионом неустрашимых скандинавских конунгов, вынудив Краггаша предпринять на королевском фланге пешечную атаку, которая не могла устоять против покерного флеша. Марвин простер к противнику руки, промахнулся и уничтожил Атлантиду. Краггаш провел драйв слева и прихлопнул комара".

Какова цитатка, а?.. Кто что-нибудь понял, поднимите руку!.. Нет таких, никто ничего не понял. И поделом.

Потому что дальше - больше. Пока шокированы лишь чувства, а сейчас предстоит испытание разуму. Вот как Шекли мыслит себе утопию. Узаконить преступность - значит уничтожить ее как факт. Хотите избавиться от нищеты - да здравствует воровство! Сделайте конструктивным политическое убийство. Узаконьте беззаконие - и нечего будет нарушать. А справедливость, по мнению Шекли, - это не для утопии...

А вот социология "по Шекли":

"...Вся жизнь на Земле опирается на строго уравновешенную систему убийств".

Цитирование легко можно было бы продолжить и без ущерба для собственной логики доказать, что Шекли - мрачный мизантроп, социально опасный человеконенавистник, а как стилист склонен к пустым формальным изыскам, которые ни уму, ни сердцу ничего не дают.

Но придет другой бухгалтер и начнет цитировать в свою очередь:

"...Он... сладко потянулся, испытывая несказуемое удовольствие от света, и воздуха, и ярких красок, от чувства удовлетворения и сознания того, что есть в этом мире дело, которое он должен исполнить, есть любовь, которую ему предстоит испытать, и есть еще целая жизнь, которую нужно прожить".

Где здесь мизантропия, где человеконенавистничество?

Или вот:

"Как только вы займете свое место в Галактическом Содружестве - и, смею вас уверить, это почетное место, - ваши войны прекратятся. К чему воевать - ведь это противоестественное занятие..."

Цитатничество тем и опасно, что надерганными из контекста абзацами, фразами, диалогами можно обвинить автора в чем угодно, а он, бедолага, ни в чем подобном не виноват. Да, Шекли искренне ненавидит войну, высмеивает тупоголовых "ястребов"-экстремистов. Да, он побаивается машинизации мира, считая, что никакая машина никогда не сможет стать панацеей от бед и забот человеческих. Да, он иной раз излишне "пасторален", он всерьез тоскует по "утерянным корням", бежит урбанизации. Да, он склонен видеть будущее не слишком светлым; он не отрицает, правда, что это - будущее его страны, но проецирует его на планету в целом... Пожалуй, те самые "ястребы"-экстремисты, но не завтрашние, а нынешние, соотечественники и современники Шекли, вряд ли сумеют отыскать в разноречивом творчестве писателя так называемую "красную угрозу". Более того, они вполне могут поднять на щит его роман "Хождение Джоэниса", в коем Шекли повествует об атомном конце света, о преддверии "армагеддона" и о финале его. Зло и безжалостно обличая военную истерию в США, неизбежно ведущую, по мнению автора, "к последнему берегу", Шекли не сумел увидеть (или не захотел?..) в сегодняшнем мире сил, способных противостоять убийству и самоубийству цивилизации.

Я не собираюсь сейчас - заочно! - спорить с Робертом Шекли, убеждать его в том, что такие силы есть, что будущее за этими силами и оно ничуть не напоминает мрачноватые, хотя и блистательно выписанные Шекли, картины нашего Завтра. Бессмысленно его в том убеждать. Роберт Шекли - типичный представитель (как мы привыкли писать в школьных сочинениях) творческой интеллигенции США, я бы сказал даже - ее официальной элиты. Ему еще нет шестидесяти (он родился в 1928-м), он на зависть талантлив, на зависть плодовит и на зависть удачлив. Книги его выходят без задержки, фильмы по его сюжетам снимаются с хорошей регулярностью, журналы прямо-таки охотятся за его произведениями. За плечами Шекли - богатая биография, подарившая ему самые разные впечатления и ощущения. После окончания средней школы он работал садовником, буфетчиком, рассыльным, потом - армия, и не муштра вовсе, не какие-нибудь спецвойска, а служба редактором в газете, писарем, даже гитаристом в ансамбле. После армии - Нью-йоркский университет, специальность инженера-металлурга и сразу же литературная стезя. Достаточно сказать, что уже в двадцать шесть он был знаменит. Знаменитый писатель знаменитой страны... Не исключено, что он может повторить вслед за великим англичанином Киплингом: "Права она или нет - но это моя страна".

Можно, конечно, подосадовать на Шекли: экая зашоренность мышления! - но осуждать его вряд ли имеет смысл. Его право...

Мы же в свою очередь тоже имеем право на собственное мнение. И по поводу творчества Шекли, и по поводу "конца света".

Но нельзя не отметить главного и, па мой взгляд, доминирующего во всех - без исключения! - произведениях писателя, будь то роман, повесть или короткий рассказ. Это главное бесконечная любовь автора к своему герою, вера в его силы, в его возможности, в его оптимизм, в его чувство юмора, наконец! (Впрочем, о чувстве юмора - позже...)

Вот рассказ "Особый старательский". Ситуация вполне "джеклондоновская", только (это же фантастика!) перенесенная на Венеру. На планете есть золото, которое попрежному в цене. Старатель Моррисон почти месяц один в пустыне. Вездеход (пескоход "по-венериански"...), как видимо, сломался, воды нет, золото вот-вот обнаружится, во всяком случае, все признаки месторождения этого благородного металла налицо. Ясно, что Моррисон найдет проклятое золото, разбогатеет донельзя, впоследствии оплатит и собственные долги, и долги друзей, а поначалу закажет прямо в пустыню (не забудьте о телепортации...) коктейль под названием "Особый старательский" - огромную, выше колокольни, чашу, наполненную чистой холодной водой. Сюжет, повторяю, "телепортирован" из лучших образцов американской литературы времен "золотой лихорадки". Но не в нем дело, как и не в фантастическом антураже. Шекли пишет своего старателя с явной любовью, наделяет его такими чертами характера, которые по давней литературной традиции всегда отличали разного рода первопроходцев. И главная из этих черт - целеустремленность. Всегда и везде. Вопреки так называемому здравому смыслу, олицетворением коего в рассказе становится весьма симпатичный, по-своему добрый и отзывчивый, но со всех сторон железный робот-почтальон. Моррисон верит в себя и свою удачу, а Шекли верит в Моррисона - "замечательного американского парня" Моррисона, быть может, потомка тех, кто "в свое время" с ружьем в руках боролся за независимость, сражался за освобождение негров, в 40-е годы нашего века воевал с фашизмом в Европе. А уже в пятидесятых - с социализмом в Корее, в шестидесятых - во Вьетнаме... И всегда был твердо убежден, что сражается за "великую американскую мечту". В зависимости от времен менялась мечта. И "особый старательский" в нее вполне вмещается...

Я позволил себе некую толику иронии, потому что верю в неистребимое чувство юмора, которым наделен Шекли. Ведь тот же "Особый старательский" (я имею в виду рассказ, а не коктейль) можно принять всерьез, умилиться железной - что там робот! - напористости героя, пустить скупую слезу на сухой песок венерианской пустыни, который так и пышет жаром через обложку. А можно вместе с Шекли улыбнуться над бедолагой Моррисоном, который сейчас пустит в упомянутый песок десятки фантастических тонн голубой, прозрачной, холодной,, безумно дорогой своей "великой американской мечты".

Впрочем, тут Моррисон - не первый и не последний...

Да, Шекли подсмеивается над Моррисоном, над счастливчиком Моррисоном, но разве смех - помеха любви?..

А что до юмора Шекли, так им пропитано каждое произведение. На первый взгляд в творчестве Шекли представлены все возможные жанры: тут вам и вестерн ("Ордер на убийство", "Бесконечный вестерн"), и жгучая мелодрама ("Бремя человека", "Паломничество на землю"), и сатира ("Билет на планету Транай"), и фантасмагория ("Обмен разумов"), и лирическая проза ("Заяц"), и жестокая драма ("Три смерти Бена Бакстера"), и прочая, и прочая. И все было бы именно так, как означено в жанровых определениях, если бы по убийственная ирония автора. Именно убийственная: она напрочь сметает границы классических жанров, превращая каждую вещь едва ли не в пародию на жанр.