Мир, каким мы хотим его видеть - Е Брандис

Брандис Е & Дмитревский В

Мир, каким мы хотим его видеть

Е. Брандис, Вл. Дмитриевский

МИР, КАКИМ МЫ ХОТИМ ЕГО ВИДЕТЬ

Уверен я, что за годов грядой

Весь станет мир одним

вселенским домом,

Мир человечный, свежий,

молодой!

Н. Тихонов

Облик грядущего! Именно так Герберт Уэллс, травмированный растущей угрозой фашизма и лихорадочной подготовкой к новой мировой войне, назвал свой киносценарий, написанный в 1935 году и поставленный знаменитым английским режиссером Александром Корда.

В этом сценарии Уэллс представил мир, растерзанный многолетними бесчисленными войнами, пораженный смертоносными эпидемиями и чудовищной нищетой, мир, который по своему экономическому потенциалу и уровню культуры оказался отброшенным на столетия назад, мир, раздробленный на крошечные, враждую* щие между собой государства, управляемые жестокими и тупыми диктаторами.

Но если в негативной части сценарий Уэллса в известной степени оказался пророческим, - ведь уже в 1939 году Гитлер двинул свои армии на завоевание Европы, - то в позитивной писатель проявил себя недальновидным мыслителем, предположив, что строительство новой цивилизации окажется по плечу лишь небольшой группе уцелевших техников, инженеров и авиаторов. Именно потому сконструированный Уэллсом "научный общественный строй" - "Крылья над Миром" выглядш как некая социологическая абстракция, больше всего напоминающая красивые декорации для балетного спектакля.

Великий английский писатель, "моделируя" в своих социально-фантастических романах и полемических статьях мир будущего, пытался создать некий сплав из идей американского экономиста Т. Веблина о господстве технократии и реформистских взглядов фабианского общества, к которому сам Уэллс примыкал на протяжении нескольких лет.

Социалистическая революция в России, наложившая неизгладимый отпечаток на все последующее творчество Уэллса, заставила его серьезно задуматься о проблематической возможности наилучших общественных отношений, при которых не будет никаких социальных антагонизмов и исчезнут противоречия между личностью и обществом. "Кремлевский мечтатель" начертал перед ним грандиозные планы превращения нищей, изголодавшейся России в процветающее социалистическое государство. Картина, нарисованная Лениным, показалась Уэллсу еще более фантастической, чем его собственные фантастические романы. И в то же время, увидев в Москве и Петрограде ни с чем не сравнимый революционный энтузиазм, не подвластный ни голоду, ни холоду, писатель совершенно искренне и без всяких предубеждений попытался понять, что же произошло в России и куда идет эта загадочная страна. Один из первых среди крупнейших писателей Запада он осознал всемирно-историческое значение Октябрьской революции и заговорил о жизнеспособности Советской власти.

Репортаж Уэллса "Россия во мгле", нам кажется, может служить ключом для верного понимания лучшей из его утопий "Люди как боги" (1923) - последней из великих утопий, созданных на Западе, сыгравшей свою роль в утверждении этого жанра в советской фантастической литературе ("Следующий мир" Э. Зеликовича, "Страна счастливых" Я. Ларри, "Туманность Андромеды" И. Ефремова, роман С. Снегова, смело озаглавленный "Люди как боги" и др.). Ни в одной другой книге Уэллса контрастность сопоставления реально существующего с желаемым не достигает такой резкости, как в этом романе. Жителям Утопии, создавшим "просвещенное научное государство", решительно противопоставлена группа консервативных, отягощенных предрассудками англичан, попавших каким-то чудом на эту счастливую планету, где давно уже не существует ни классовых противоречий, ни государственных границ. Помимо отдельных, иногда очень тонких, замечаний относительно разных сторон жизни утопийцев, якобы опередивших людей Земли по уровню развития на три тысячелетия, очень интересен и фантастический очерк истории этой планеты, пережившей свои "Темные века", "Век открытий" и "Век разрушений", прежде чем восторжествовала высшая справедливость.

И тут же мы видим очень странное сочетание патриархальной идиллии с отвлеченной наукой, которая не уродует ни физической, ни духовной красоты человека и сохраняет природу в ее первозданном виде. В утопии "Люди как боги" сверхурбанист Уэллс неожиданно возвращается к Вильяму Моррису, к тому самому Моррису, который в романе "Вести ниоткуда" старательно ограждал своих "утопийцев" от индустриальной техники.

Противоречия и резкие повороты, сопровождающиеся отрицанием сказанного год или два года назад, в творчестве Уэллса не редки. Он вечно был в поисках, и развитие его как мыслителя шло зигзагами, хотя главное всегда оставалось: увлечение социализмом.

"Я всегда был социалистом, еще со времен студенчества; но социалистом не по Марксу, а скорее по Родбертусу", - писал он в 1908 году в предисловии к первому русскому собранию своих сочинений.

Уэллс был в разладе с научным коммунизмом, но его вера в силы разума и прогресса помогала ему не только сокрушать и ниспровергать, но и стремиться к идеалу, рисовать облик грядущего таким, каким он хотел бы его видеть.

В середине тридцатых годов, когда в Советской России утвердилась социалистическая система, он сказал советскому послу И. М. Майскому: "Мне хотелось несколько напугать моих современников и таким образом заставить их подумать, как предупредить подобный ход развития... Когда я писал "Машину времени", развитие человечества к "элоям" и "морлокам" казалось мне неизбежным. Сейчас я этого не думаю. Такой неизбежности нет, но есть такая опасность. Ее, однако, можно предупредить, если человечество примет необходимые меры".

На вопрос одного из собеседников, какие следовало бы принять меры, Уэллс ответил: "Я об этом достаточно много писал... Мое лекарство - всемирное государство, плановое хозяйство, социализм. Вот почему последние тридцать лет я трачу так много времени и энергии на пропаганду этих идей" !.

За последние пять-шесть лет советские читатели получили возможность обстоятельно познакомиться с творчеством современных писателей-фантастов США, Англии, Франции и других капиталистических стран. Мы уже неоднократно пытались в прежних статьях проследить некие закономерности в развитии научно-фантастической литературы Запада, сильной в критике противоречий капиталистической действительности и удивительно беспомощной в попытках нарисовать облик грядущего мира.

О каком бы писателе ни шла речь: будь то талантливейший лирик Рэй Бредбери, вглядывающийся в мир с иронической и печальной улыбкой, или Клиффорд Саймак, пытающийся утопить в блистательном юморе острую тревогу и неудовлетворенность существующим порядком вещей, или Айзек Азимов, известный ученый и один из самых здравомыслящих фантастов наших дней,* или англичанин Джон Уиндэм, прозванный "современным Уэллсом", - все они в своем видении будущего уступают великому предшественнику, как в масштабности, так и в глубине социальных обобщений. Либо они переносят через века и тысячелетия, а заодно

* "Иностранная литература", 1963, № 1, стр. 247.

уж и через беспредельные пространства космоса, привычные и, видимо, представляющиеся нерушимыми признаки существующего правопорядка (материальное неравенство, эксплуатация большинства меньшинством, жестокая власть денег, постоянная угроза безработицы и т. п.), либо "моделируют" будущее согласно новомодным социологическим теориям "излечения" капитализма, вроде "мэнеджериальной революции" (Дж. Барнхэм) и так называемой конвергенции капитализма и социализма с их последующим превращением в "единое индустриальное общество".

Даже в лучших фантастических рассказах английских и американских писателей, представленных, к примеру, в десятом выпуске "Библиотеки всемирной фантастики", трудно найти сюжеты, обещающие человечеству какой-то реальный выход из тупика. Вот, скажем, широко распространенная в западной литературе тема "первого контакта". Читатели помнят, как трактует ее Мюррей Лейнстер в своем известном рассказе, который так и называется "Первый контакт": "Если чужие узнают о существовании людей, возникнет дилемма - торговать или сражаться".

В рассказе Пола Андерсона "Поворотный пункт" американские космонавты, попавшие на планету Джорил, населенную миролюбивыми дикарями, обладающими огромным интеллектуальным потенциалом, ставят под сомнение целесообразность дальнейшего развития контактов. Первое, что приходит им в голову, опасность последующего захвата и порабощения джорильцами Земли. Не лучше ли, пока не поздно, уничтожить обитателей зоны, куда опустился звездолет? Или, может быть, для предотвращения "угрозы" стерилизовать всех джорильцев? В конце концов космонавты принимают более "гуманное" решение - взять с собой на Землю удивительно смышленую девочку Миерну: "Строго говоря, дорогая ты моя малышка, ну и грязную же шутку мы с тобой сыграем! Подумать только - вырвать тебя из этой патриархальной дикости и швырнуть в горнило гигантской бурлящей цивилизации! Ошеломить нетронутый мозг всеми нашими техническими штуками и бредовыми идеями, до которых люди додумались не потому, что умнее, а потому, что занимались этим немного дольше вас. Распылить десять миллионов джорильцев среди наших пятнадцати миллиардов! Конечно, вы клюнете на это. Вам с собой не совладать, да и соблазн велик. А когда вы наконец поймете, что происходит, будет поздно отступать, вы окажетесь на крючке".