Чужое оружие (Справедливость - мое ремесло - 4) - Владимир Кашин

Кашин Владимир Леонидович

Чужое оружие (Справедливость - мое ремесло - 4)

Владимир Леонидович КАШИН

ЧУЖОЕ ОРУЖИЕ

Роман

("Справедливость - мое ремесло" - 4)

Перевод с украинского автора

Украинский писатель Владимир Кашин хорошо известен широкому

кругу читателей. В 1982 году в издательстве "Советский писатель"

вышла первая его книга "Справедливость - мое ремесло", рассказывающая

о работе сотрудников уголовного розыска. Во второй книге также

повествуется о мужественных работниках милиции и прокуратуры, стоящих

на страже социалистической собственности, об их нелегком, опасном

труде. Центральным героем всех романов является инспектор уголовного

розыска Дмитрий Коваль.

________________________________________________________________

ОГЛАВЛЕНИЕ:

Интродукция

Глава первая. ( I II III IV V VI )

Глава вторая. ( I II III IV V VI VII )

Глава третья. ( I II III IV V )

Глава четвертая. ( I II III IV V VI )

Глава пятая. ( I II III IV V )

Глава шестая. ( I II III IV V VI VII VIII )

Вместо эпилога

________________________________________________________________

ИНТРОДУКЦИЯ

...Еще недавно Мария не выдержала бы такого удара. Но после вчерашней ночи в душе ее все потускнело и потеряло значение. Она словно вкопанная застыла посреди двора.

- Пришел наш час, - долетел сквозь распахнутое окно возбужденный голос продавщицы сельмага Кульбачки. - Помнишь, говорил: вот скоро, Ганя, перестанем таиться, пойдем рядом, открыто перед всем миром, как люди... Теперь оно пришло, наше время...

- Не сразу же сегодня... - буркнул немолодой, сидевший в хате за столом лысый мужчина, его тень по-медвежьи наползала на стену.

- Терпение мое кончилось, Петро... Ты говорил - терпи. Я терпела. Ты сказал - жди. Я ждала. Жила с нелюбимым; все утешалась: заживем с тобой по-людски. И в ларьке ради тебя сидела - мне от этих пьяниц душу воротит. Уже год, как Сергея похоронила, царство ему небесное, - невысокая худенькая женщина широко перекрестилась, - может, и пожил бы еще... А у нас с тобой все тайком да по-воровски, не родные и не чужие, а так случайные знакомые...

- Мы с тобой брат и сестра во Христе, - тихо сказал мужчина. - Нам ссориться нельзя, сестра Ганя. Не божье это дело. Подожди немного, любимая. Рано еще перед людьми открываться... Да и дела у меня...

- Знаю я их. Мария - вот твои дела. Думаешь, не вижу, не понимаю? Задурил Маруське голову. Хватит, по горло сыта! - с угрозой выпалила Ганна. - Ой, Петро! Смотри! Беда будет вам обоим...

Высокий, костлявый Петро Лагута поднялся, тень его сразу выросла, стала тоньше.

- Не дури, Ганя, - сказал сердито. - Не люблю я этого. И непослушания не прощаю.

- Может, убьешь? - простонала Кульбачка. - Чтобы на дороге вашей не стояла... Это ты умеешь. Пойду и людям все открою... Все расскажу...

- Не расскажешь, - уверенно ответил Лагута, тень его грозно качнулась на стене и потолке.

- Убивай, ирод! - Ганна грохнулась на колени, запрокинула назад голову. - Бери мою душу! На!..

Мария притаилась за окном, впилась глазами в освещенное лампой лицо Лагуты. Никогда не видела она его таким страшным.

- Встань! - коротко приказал он Ганне. - И терпи. Как господь велел... Мария - овца блудная. Господь не слышит ее молитв, и мне она, калека, не нужна... Я тебя люблю, Ганя. За глаза твои светлые, за руки ласковые, за тело горячее, за веру и силу твою духовную...

Голос Лагуты стал нежным. Он приблизился к Ганне и, обняв, поднял ее с пола.

- Не в Марии дело... Мне Иван ее нужен был... А она только о ребенке думала и бога молила... Прошлой же ночью пошла на блуд с братом Михайлом. Испоганила себя, опозорила всех нас! Не будет ей дитя. Ничего не будет: ни семьи, ни любви, одно смятение души и черный адов огонь. Не привела Ивана под мое благословение, не захотел он мне и Христу служить - уничтожу обоих, развею, как песок в пустыне.

- Страшный ты человек, Петро...

- Мне отомщение и аз воздам! Ненавижу и радуюсь их горю. Всю жизнь хоронюсь, ничего не мило из-за них - и хлеб горький, и солнце не греет, и ветер прохладу не дает. Всех бы уничтожил, будь на то моя воля... А теперь иди! - властным голосом приказал после паузы Лагута. - Чтобы никто не видел... И о своем грехе не забывай... Когда язык почесать захочется...

- Не накликай беды!

Ганна Кульбачка тенью выскользнула из сеней, и ночь сразу поглотила ее.

Мария едва дышала от того черного тумана, который окутал ее и сдавил горло. Вся ее гордость, с детства униженная увечьем, растоптанная прошлой ночью, восстала сейчас в ней.

Не помня себя, прохрипела в гневе в открытое окно:

- Выйди!..

- Кто там? - удивленно спросил Лагута, выглянув в темный двор.

Она стояла немая, оцепеневшая.

- А-а, Маричка, - узнал он. - Что тебе?

Она молчала. Мягко плескалась Рось у берега, ночной ветерок шуршал в саду, ласкал листья, ожившие после жаркого дня.

Лагута вышел на крыльцо и спустился к Марии.

- Ну, что тебе? Чего пришла? - спросил строго.

Поднявшаяся луна протянула от них по траве через весь двор длинные тени.

Лагута не видел соседки со вчерашней ночи и не хотел видеть. Но должен был что-то предпринять.

- Что с тобой, сестра моя? - Он решительно шагнул к ней.

Гулкий выстрел разорвал ночь и, грохоча, покатился между холмами...

Прогремел второй выстрел, и ночь снова заохала в берегах, застонала, заголосила...

Потом на землю свалилась нестерпимая тишина...

ГЛАВА ПЕРВАЯ

I

Сидевший за рулем милицейской "Волги" пожилой, дослуживавший до пенсии водитель повернул руль, и машина закачалась на мягкой грунтовой дороге.

Подполковник милиции Коваль рассеянно смотрел на красочный пейзаж. С высокого нагорья по сосновому бору и дубняку дорога спускалась в глубокую долину, где протекала Рось. Речку за холмами не было видно, но по извивам леса - вплоть до размытого горизонта - Коваль угадывал ее, вилявшую в крутых берегах.

В открытые окна машины врывался теплый ветерок, от долины, разрисованной сине-зелеными полосами леса, веяло глубоким спокойствием, мешавшим думать об убийстве, крови, страданиях и слезах. Отрешенное настроение у подполковника усиливалось тем, что о трагедии над Росью он знал очень мало, а скупые сведения оперативной сводки начальнику областного управления почти ничего не добавляли к загадочному происшествию.

Ему казалось, что он все еще в просторном кабинете полковника Непийводы: длинные ряды стульев у стен, широкий полированный стол, блестевший на солнце, тяжелый сейф в углу - старый и порыжевший.

Полковник вызвал сразу после обеда.

- Как с отдыхом, Дмитрий Иванович? В какой санаторий собираетесь?

По лицу Непийводы Коваль понял: тот звонил в медслужбу и знает, что ни в какой санаторий он не едет.

- Куда-нибудь на речку, Василий Иосипович. В село. Где, как писал поэт, - "садок вишневый коло хати, хрущi над вишнями гудуть...".

- Пора майских жуков прошла, Дмитрий Иванович... А сад у вас и в Киеве есть...

- В отпуск хочется подальше от города, Василий Иосипович.

- Не на Ворсклу ли? - улыбнулся полковник.

Разговор служебный и вроде бы товарищеский. Но Дмитрий Иванович понимал, что за этим дружеским тоном начальника отдела скрывалась какая-то недоговоренность.

- Значит, на Ворсклу... - погладил ладонью стол Нелийвода.

Коваль кивнул и развел руками, будто оправдываясь.

- Наконец выбрался...

- Да... - согласился полковник. - Все возвращается на круги своя... Чем дальше мы от молодости, тем больше вспоминаем родной край и тянемся туда... Я бы сам тоже, - вздохнул он, - где-нибудь под тихими вербами на песочке... Да селезенки-печенки по курортам гоняют... Давно, значит, не были на родине?

- Лет пятнадцать.

- Давненько. - Непийвода покачал головой, и лицо его посуровело.

Коваль промолчал. И близким-то людям не расскажешь, как гнетет этот зов. Долгое время откладывал он встречу с юностью, в глубине души испытывал даже страх: ведь мира детства там уже нет, жизненные бури вымели оттуда сверстников. Обрести смелость встретиться с прошлым помогала теперь Ружена, с которой, кажется, нигде не будешь чувствовать себя одиноким.

- В нашем деле, наверное, и на Ворсклу будет вам командировка. Полковник сделал паузу, и Коваль понял, что внеслужебные разговоры кончились. - А пока придется отпуск отложить. Одна-две недели не имеют значения, если откладывали пятнадцать лет.

Последнюю фразу полковник произнес так, будто закрыл за собой дверь.

Прошлогодняя командировка в Закарпатье, где Коваль раскрыл убийцу венгерки Каталин Иллеш и ее дочерей, еще больше подняла его авторитет в министерстве.

Товарищи помнили заслуги Дмитрия Ивановича и в оправдании ошибочно осужденного художника Сосновского.

Непийвода тоже относился с благосклонностью к подполковнику, но проявлял и сдержанность - от Коваля всегда можно было ждать сюрприза.

- Поедете, Дмитрий Иванович, на Рось, - сказал полковник. - Срочное задание, - добавил он. - Возглавите оперативную группу. Черкасчане никак не разберутся с подозреваемым в убийстве неким Чепиковым, который не признается в своем преступлении. Алиби у него нет, но и прямых доказательств у нас мало. Одним словом, запутанное дело.