Чужие камни Ноккельбора - Сергей Буридамов

Чужие камни Ноккельбора

Сергей Буридамов

Какой же толк стараться делать всё как полагается, когда от этого тебе одно только беспокойство; а когда поступаешь как не надо, то беспокойства никакого, а награда все равно одна и та же. Я стал в тупик и ответа не нашел. Ну, думаю, и голову больше ломать не стану, а буду всегда действовать, как покажется сподручней.

Марк Твен «Приключения Гекльберри Финна».

© Сергей Буридамов, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Часть первая.

Векшины горести

Глава I

Золотой пес подскочил к дереву и, скрежеща когтями по стволу, взлетел к нижней ветке. Вцепиться в свисавшую с нее человеческую ногу он не успел; лишь обдал жарким дыханием омертвелую от усталости конечность. Толстый подросток всхлипнул и еще плотнее прижался к пахнущему горьким ясеню. Подняться выше он не мог. Мучительный страх заставил забыть о других чувствах и сковал тело, которое и без того одервенело от сидения верхом на ветке.

Векша выглядел старше своих природных лет, ибо был толст и неуклюж. Ему едва минуло шестнадцать, и походил он на гнома-переростка – такой же квадратный и коротконогий. Соломенного цвета волосы, вечно растрепанные и торчащие в разные стороны, придавали круглой физиономии еще более комичный вид. Нос – картошкой, рожа – в угрях; толстые, вечно красные щеки и глубоко посаженные маленькие глаза не добавляли облику подростка мужественности. Да и росточком не вышел. Рядовичи отроду выделялись среди людей высоким ростом и оленьей стройностью. А этот уродился широким в кости да коренастым, словно пенек дубовый.

Еще до того, как Векша попал в свой последний переплет, жизнь толстяка не была сладкой и веселой. А теперь его судьба и вовсе зависела от того, как долго сможет он просидеть на изрядно прогнувшейся под толстой задницей ветке. Подлый старый сук похрустывал и потрескивал, не желая мириться с рассевшимся на нем человеком.

Векша ненавидел тварь под деревом, ненавидел этот ясень и жизнь, которая привела его на полусогнутую ветку. Паника пыталась заставить молодой организм двигаться и выживать, однако страх не разрешал ему шевелиться. Веснушчатые пальцы судорожно цеплялись за кору, а обломанные ногти словно пытались врасти в плоть старого дерева. Вот был бы здесь Зорян, его двоюродный брат – рыжий парень, худющий и рослый, весь состоящий из переплетенных мышц и сухожилий. Вот уж он бы знал, что делать. Помочился бы сверху на мерзкую псину, а потом прыгнул на нее и наверняка задушил. Однако Зоряна не было в живых уже несколько часов. Его разодранное тело лежало неподалеку в лесу. А Векша был труслив, голоден и слаб. Неловкими своими движениями он боялся еще больше разозлить пса-охотника.

Все, кого он знал, были мертвы. Ему стало жалко себя, израненного и измученного, и свое рыхлое тело, в которое в скором времени должны были жадно вонзиться челюсти собаки. Он прижал щеку к стволу и судорожно всхлипнул. Глаза были сухи и воспалены. Все слезы закончились полчаса назад, когда псы на его глазах прикончили истошно визжащую сестру Миланицу. Она помогала задохнувшемуся от бега Векше забраться на дерево, ругая его на чем свет стоит и подталкивая снизу неловкое тело, когда псы стремительно атаковали ее. Схватились за девичье тело страшными зубами и оттащили в сторону, вгрызаясь и урча. Векша зажмурился, стараясь поглубже запрятать в себя воспоминания, и не смотреть в ту сторону, где звери терзали окровавленное нечто.

Пес, нервно перебирая лапами, рычал и поскуливал от нетерпения, задрав кверху тупоносое рыло. В отличие от своих братьев, он не хотел жрать мертвечину. Поэтому, мельком глянув на них, увлеченно пожиравших тело, принадлежавшее совсем недавно веселой и глазастой Миланице, он вновь резво подскочил и попытался дотянуться до свисающей толстой ноги. И снова неудачно. Под деревом натекла небольшая лужица из векшиной крови. Кровью был залит и сам ствол, и корни старого ясеня. Она тонкой струйкой сочилась из разодранных и изрезанных ног мальчика и лениво заполняла ложбинки и трещины коры, окрашивая ее в темно-бурый цвет.

Группа из семи всадников в полной тишине встретила очередную попытку золотого пса достать добычу. Возбужденные от недавнего галопа лошади фыркали и качали благородно-изогнутыми головами. Несмотря на палящее летнее солнце, ни один из воинов не пытался прикрыть ладонями глаза от жгучих лучей, чтобы рассмотреть псовую забаву поподробнее. Бледные, неестественно узкие лица, лишенные какого-либо выражения, тонкие носы, холодные глаза и заостренные уши могли принадлежать лишь одному народу, населявшему Удел. Воины-альвы молчали, слегка покачиваясь в седлах, и неотрывно смотрели на сидящего на ветке человека. Лошади под седлами охотников вели себя, словно князья престольные: важно задирали холеные морды и нетерпеливо гладили землю копытами.

Один из нелюдей – черноволосый, с белым, как у трупа, лицом – вдруг ожил и прокричал что-то в сторону собак. Векша со страхом и злобой искоса посмотрел на него. И зря… К горлу подкатило: к седлу каменноликого была приторочена окровавленная человеческая голова с раззявленным от боли кривым ртом. Рыжие патлы мертвеца спутались и слиплись. «Зорянова головушка» – с ужасом узнал толстяк лицо сродника.

Тем временем, другие золотые псы, похоже, насытились. Обглодав лицо девушки и проев в животе зияющую дыру, они лениво слизывали запекшуюся на ее боках кровь. Услышав команду, повернули окровавленные морды на окрик, вяло махнули хвостами и, вразвалочку, потрусили к своему все еще голодному и нервному собрату. Тот раз за разом кидался на ствол со скукожившимся наверху Векшей.

Векша в очередной раз с надеждой посмотрел вверх. Ветви над ним, как назло, выглядели совсем некрепкими, а те, до которых он успел дотянуться раньше, были надломлены. Его отчаянная попытка выжить подходила к концу. Подростку захотелось завыть во все горло. Сдержался. Лишь вниз глянул и встретился с голодными и злыми глазами собаки. Пес вымотался: он жадно дышал, высунув алый язык, и нервно водил головой от Векши в сторону конников, как бы вопрошая, почему он должен устраивать этот цирк, когда хозяева могут сами сбить стрелой пахнущего кровью и страхом поросенка. Остальные собаки улеглись вокруг дерева и явно вознамерились вздремнуть. Они знали, что Векша никуда от них не денется.

Боль пронзила решившего пошевелиться подростка. Все его тело требовало движения после многочасового сидения в одной позе. Он охнул и попытался приподняться, с трудом оторвав от ствола судорожно сведенную ладонь. Рука лишилась чувствительности; в пухлых складках ладони застряли кусочки смолы. Мальчик закряхтел от боли и медленно потянулся к нависавшим над ним ветвям. Схватился за них и попытался приподняться. Однако ноги свело так, что ждать от них помощи было опрометчиво. Векша снова всхлипнул. У него ничего не получалось. Мальчик с ненавистью уставился на пса и, не отдавая себе отчет, со злобным криком швырнул в него смятую охапку листьев.

Ветвь, на которой он сидел, словно этого и ждала. Она жалобно хрустнула и сломалась. От неожиданности Векша обделался, ахнул и полетел на землю. Упал прямиком на согнутые, сведенные ноги. А затем услышал, как что-то хрустнуло под коленом. От боли, что сковала его рот в немом крике, мальчик почувствовал, как теряет дух. Однако ему не повезло, и сознание не покинуло его. Боль от падения была забыта в тот момент, когда челюсти трех собак единовременно сомкнулись на его теле с разных сторон – искривленной сломанной ноге, плече и облепленной смолой ладони. Последнее, что восприняло вопящее от ужаса сознание, был луч солнца, пробившейся сквозь листву предательского ясеня и ударивший его в зрачок.

Перед широко распахнутыми глазами Векши предстала огромная морда золотого пса. Собака внимательно и жадно заглянула прямо в его душу и, показав огромные кривые клыки, страстно впилась ему в горло. Векша нечленораздельно замычал и умер.

До того, как собаки растерзали его рыхлое тело, и даже до того, как отряд каменноликих сжег деревню Лукичи, Векша любил выискивать скрытую пользу. Бывало, возьмет отцовский ремень и из кожи рогатку сотворит. Или из бусинок сестринских горошины для плевалки сделает да такие, что лучше и больнее рябиновых били. Попадало ему потом, конечно… И, когда смертная тьма явилась к нему, поглощая и убаюкивая засыпающую навек сущность, он не испугался, а даже обрадовался. Вокруг не было ничего, только темнота Межмирья, а в ней начиналась Дорога. Векше больше не было больно и страшно. Он чувствовал легкость и желание исчезнуть. Смерть означала, что больше не будет боли и страха, поэтому мальчик с радостью вступил на еле проглядывающий путь.